Ночная жажда

Все трое были одеты в пижамы: мужчина – в светло-голубую из хлопка, женщина – в шелковую, а мальчик – в розовую фланелевую. Одежда выглядела чистой, но уже не новой – точно такой же, как в магазине Армии спасения[11] на Саттер-стрит.

Как и у Эгги, на шее у всех троих были металлические хомуты, прикованные цепями к стене. Эгги встал и начал медленно прохаживаться туда-сюда, грохоча цепью.

– Por favor, ayúdenos, – сказал мужчина. – Ayúde a mi familia[12].

– Я не понимаю по-испански, – сказала Эгги. – Вы говорите по-английски?

Человек покачал головой.

Черт бы их побрал, этих эмигрантов. Понаехали тут, а сами не в состоянии даже пары слов выучить!

– Что это за место? – спросил Эгги. – Где мы? Что, черт возьми, мы здесь делаем?

Мужчина снова покачал головой.

– No entiendo, señor[13].

Эгги осмотрелся. Стены мерцали, двигались – героин все еще действовал, и было трудно сосредоточиться. Эгги не был уверен в реальности всего происходящего, но, по-видимому, круглая комната имела выгнутый потолок, наподобие купола, который составлял в поперечнике около тридцати футов, а в высоту – пятнадцать. Пол выглядел таким же, как стены: камни и кирпичи, уложенные в грубом, плоском рисунке, покрытом несколькими слоями эмалевой краски. Казалось, будто он внезапно очутился в большой ледяной хижине эскимосов, иглу.

В дальнем конце комнаты Эгги увидел дверь из ярко-белых брусьев: вход в тюрьму…

На полу были разложены десять матрацев: по одному для каждого из десяти круглых колец, которые Эгги насчитал на стенах. К четырем кольцам были прикреплены цепи, которые тянулись к Эгги и трем другим людям. На каждом из матрацев лежало по несколько одеял. Эти одеяла, как, впрочем, и одежда, казались уже не новыми. Но вместе с тем все вокруг – одежда, одеяла, матрацы и даже стены – выглядело чистым

.

В центре комнаты, на полу, стояла какая-то угловая полка из нержавеющей стали. Эгги заметил рядом три рулона туалетной бумаги. Неужели это был их общий туалет?!

Нет, здесь действительно происходило что-то странное, и Эгги хотелось поскорее убраться отсюда. Да, он бездомный бродяга и, наверное, никому не нужный человек, жизнь его не стоит ни цента… Но оказаться прикованным к стене и томиться в неизвестности в этой чертовой комнате было выше всяких сил.

Женщина начала плакать. Маленький мальчик посмотрел на нее, тоже заплакал и снова уткнулся головой ей в грудь.

Мужчина продолжал неотступно смотреть на Эгги.

– Понятия не имею, что здесь происходит, – пробормотал тот. – Если хочешь добиться помощи, попроси кого-нибудь еще.

Металлический шум эхом отозвался в маленькой комнате. Три головы повернулись почти одновременно: Эгги, мужчина и женщина машинально искали взглядами источник шума. Маленький мальчик не поднял головы. Снова лязг, и Эгги понял, что он исходил из отверстий в стене.

Затем послышался грохот цепей: хомут Эгги потянулся назад. Он пошатнулся и упал, ударившись локтем, потом стал задыхаться, когда цепь натянулась и поволокла его по каменному полу. Он вытягивал руки, пытаясь за что-нибудь ухватиться, но пальцы натыкались только на одеяла, которые не могли служить опорой.

Глаза женщины расширились, и она покрепче прижала ребенка к груди. Ее цепь натянулась, и женщина тоже заскользила по полу.

– Jesus, nos ayúda![14]

Мужчина пытался сопротивляться, но цепь тащила его так же легко, как и женщину.

Маленький мальчик заплакал. Стальные цепи быстро разлучили их с матерью. Их руки еще пытались уцепиться, но они были бессильны перед грубой механической силой.

Эгги почувствовал, что его спина уткнулась в стену, а край хомута впился в нижнюю челюсть и сдавил горло, перекрывая доступ воздуха. Ему удалось выпрямиться как раз в тот момент, когда цепь подтянула хомут к настенному кольцу и, лязгнув в последний раз, остановилась. Рывки прекратились. Эгги сделал глубокий судорожный вдох. Схватившись за хомут, он попытался наклониться вперед, но цепь не поддалась.

Все четыре узника теперь находились в одинаковом положении: их хомуты были плотно прижаты к стальным кольцам, торчащим из стены. Руками люди хватались за шеи, ноги упирались в белую стену, но ни один из них не мог сдвинуться с места.

Все замерли в тревожном ожидании.

– Мама! – завизжал мальчик, к которому наконец вернулся дар речи. – Qué está pasando?[15]

– No sé[16], – ответила она. – Sea valiente. Lo protegeré!

До Эгги почему-то вдруг дошел смысл последней фразы мексиканки. Будь храбр. Я не дам тебя в обиду.

Только что она могла сделать? Эта женщина была столь же бессильна, как и ее сынишка.

Послышался звон ключей и громкий лязг открываемого замка. Когда дверь распахнулась, все четверо замерли.

В это было трудно поверить! Неужели это не страшный сон? Все вокруг, казалось, поплыло; стены засверкали нереальным белым светом. Чертов героин… Я в отключке.