Ночное дежурство

Он отшатывается от зараженного дерева, но все равно по коже что-то ползает и покалывает. Даже не видя, что там творится, он уверен: насекомые кусают его, высасывают его силу. Поначалу он думает, по этой причине ноги у него подгибаются, не успевает он как следует шагнуть, – он отравлен, он слабеет. Но это сдается не он, а проседающая под ним земля. Он-то будет посильнее, и он едва не вызывает ее на бой, пока она засасывает его пятки. Не успевает Грэг сделать вдох, как ноги проваливаются до лодыжек, затем по икры, по колени, в ледяную клейкую грязь.

Он не позволит себя запугать подобным ощущениям. Пока он жив, может бороться. Пальцы скребут по земле, где должны находиться древесные корни, но, должно быть, они сплетаются на другой стороне дерева. Грязь забивается под ногти, пока ноги погружаются все глубже, его засасывает по грудь, и руками уже не дотянуться до бетонного ограждения вокруг полоски травы. Туман сгущается над ним, вжимая в землю. Слева от него есть за что ухватиться: два серых выпуклых камня. Перекинув весь свой вес в их сторону, ему удается схватиться за оба.

Но правая рука не может удержаться. Она соскальзывает с камня, открывая мохнатую бровь, а потом кончики пальцев цепляются за нижние веки обоих глаз, затянутых грязью. Пока Грэг барахтается, силясь оттолкнуться от них, другая его рука проходится по всему лицу второго мужчины, которого он в последний раз видел неохотно встающим из кресла в магазине. Пальцы Грэга останавливаются на нижней губе, растягивая вялый рот в широкую идиотскую улыбку. Он отдергивается, чувствуя тошноту от этого зрелища, а трупы погружаются в трясину, и его плечи уходят вслед за ними. Грэг отчаянно пытается нащупать что-нибудь, что может помочь, однако трава скользкая, словно слизень. Ему кажется, он чувствует, как тело сливается с почвой, которая хуже любого болота. Голодная ледяная субстанция переваривает его. Это же бессмыслица какая-то, хочется ему прокричать. Это так глупо, что словами не описать. Грэг даже раскрывает рот, только грязь подавляет все его протесты, наполняя уши текучим шипением, похожим на необъятное страстное «Да-с».

Глава двадцать седьмая

Вуди

Он смотрит религиозный канал или научный? Наверное, последнее, поскольку там показана форма жизни столь примитивная, что она почти не осознает ничего вокруг, кроме самой себя. Она отделяет от себя частицы, чтобы не скучать без компании, но при этом она настолько враждебна любому другому существу – в особенности из-за угрозы, какую представляет разум других, – что низводит каждое до своего уровня, чтобы затем пожрать. Однако источник жизни и источник религии, судя по всему, тесно переплетены: тех жизней, какие создает бесформенное нечто из самого себя, и безумного поклонения, какое оно вызывает, достаточно, чтобы вознаградить любое жертвоприношение, поглотив заодно и всех верующих. Только один, продолжает думать или слышать Вуди, только один. Как же экран может передавать ему все это, когда он не в силах рассмотреть на нем ни единого образа, а только лишь беспокойное подергивание? Его осеняет, что это и есть подлинная крупица сущности, о которой идет речь, настолько малая толика и настолько близко к экрану, что он просто не в состоянии сосредоточить на ней взгляд или разум. Этой мысли достаточно, чтобы он, вздрогнув, проснулся.

Вуди в самом деле сидит в кресле перед экраном, только тот не показывает ничего похожего на его сон. Он трет глаза, не понимая, долго ли проспал, но достаточно долго, чтобы ему приснились все возможные бедствия: отказ электричества, Агнес, заточенная в лифте, мятежники, покидающие магазин. На всех четвертях монитора системы безопасности люди усердно трудятся у стеллажей, хотя в какой-то миг он не может понять, кто есть кто. Взгляд на часы сообщает, что солнце скоро взойдет. Он чувствует себя ненужным из-за того, что заснул, но хотя бы никто не воспользовался этим, чтобы сачковать. Он тянется к телефону и нажимает кнопку, включая громкую связь.

– Вы отлично справляетесь, ребята. Продолжайте в том же духе и…

Все фигуры, скорчившиеся перед книжными полками, вскидывают размытые головы, за которыми тянутся серые разводы. Ему кажется, они готовы подняться на ноги, чтобы отпраздновать его пробуждение, но по всем им проходит дрожь, и они толпами кидаются в проходы, так и не распрямившись. Вуди не в состоянии разобрать что-либо еще, в том числе и потому, что образы на экране перекатываются волнами, словно вода, готовая раскрыть свою тайну. Не может же быть, что эти фигуры проталкивают друг друга под дверь, ведущую к комнате для персонала? Картинка выравнивается, и выясняется, что магазин освещен гораздо хуже, чем он только что наблюдал. Впрочем, света, проникающего сквозь витрину, достаточно, чтобы понять: все стеллажи разорены и книги рассыпаны по всем проходам.