Ночной сторож, или семь занимательных историй, рассказанных в городе Немухине в тысяча девятьсот неизвестном году

Конечно, прежде всего надо было сказать Лёне, кто поместил в «Немухинском голосе» странное объявление о строительстве воздушного замка. Кто вслед за шляпой перелетел через забор к Воробьёвым. Кто, подъезжая к Петьке, приглашал его в Летандию, если он найдёт мальчика, умеющего летать. Но так прямо и выложить всё это худенькому, вежливому, нервному Лёне?

Заранее было условлено, что начнёт Таня — сперва что-нибудь о воздухе вообще или о воздушном опылении, которое они недавно проходили по ботанике. Потом, что между Мухином и Немухином, говорят, скоро начнут ходить вертолёты. Потом… Словом, всё было бы в порядке, если бы Петька вдруг не заговорил о книге — той самой, которую, по мнению библиотекарши, он должен был прочитать через три или четыре года.

— Я её даже захватил с собой, но не всю, потому что она очень толстая. Там две девчонки сперва разговаривают о том, какая чудная ночь, а потом одна садится на корточки и подхватывает себя под коленки. Причём совершенно ясно, сказал он по слогам, — что она рассчитывает взлететь.

Таня нахмурилась, и Петька догадался, что забежал вперёд, хотя был убеждён, что девчонка была, в общем, на верном пути.

— А ведь правда, это вышло удачно, что мы нашли тебя по эоловой арфе? мягко заметила Таня. — С другой стороны, ты всё-таки иностранец? Может быть, в Летандии недовольны тем, что ты улетел?

Лёня погрустнел.

— Да. Но ведь я почти ничем не отличаюсь от других обыкновенных немухинских мальчиков, правда? Старый Трубочный Мастер устроил меня в школу, и, в общем, я хорошо учусь, хотя некоторые учителя утверждают, что я говорю слишком сложно. Учитель литературы, например, заметил однажды, что так говорят в шестьдесят с лишним лет. Но, вы знаете, это просто потому, что я постарел очень рано. Пройдёт! Я, например, уже научился говорить, как другие: «Вот это да!» или: «А мне до лампочки!» Хотя совершенно не понимаю, что это значит.

Он вздохнул.

— Конечно, труднее всего не скучать по Летандии, которую я ненавижу. Но я не хочу, ни за что не хочу возвращаться! И вас я прошу — если вы считаете меня своим другом — никому не говорить, что я умею летать. Может быть, для вас не составит труда дать мне клятву, чтобы я был совершенно спокоен?

— Клянусь!

— Клянусь!

— Впрочем, если бы даже мы рассказали кому-нибудь, что ты умеешь летать, прибавила Таня, — всё равно нам бы никто не поверил. А теперь, понимаешь, нам надо сообщить тебе одну неприятную новость. Дело в том, что тебя разыскивает один человек.

— В зелёном мундире, — брякнул Петька. — Он просил написать ему, когда я тебя найду. Но фигу я ему напишу! Кроме того, он говорил, что ты можешь научить меня летать. Как ты вообще смотришь на это дело?

Если бы кому-нибудь пришло в голову изобразить Лёню в эту минуту, вполне достаточно было бы побледневшего носика, беленького хохолка, печально упавшего на лоб, и двух огромных, добрых, испуганных глаз.

— Это — Смотритель Маяка! И я уверен, что он давно нашёл бы меня, если бы мог отлучиться надолго. Он не может, потому что надо подливать керосин в маячную лампу. Но никто не захочет заменить его, потому что в Летандии, где все надоели друг другу, он надоел всем больше всех.

Тайна полёта

Теперь стало совершенно ясно, как должен вести себя Лёня Караскин: так, чтобы никто не мог догадаться, что он умеет летать. Больше того, надо было вести себя так, чтобы каждый, взглянув на Лёню, сказал себе мысленно: «Вот парень, который, в лучшем случае, умеет прыгать через верёвочку, как любая девчонка, и, уж конечно, никогда не сумеет взлететь». Но всё это было только полдела. Надо было помочь Лёне помолодеть, то есть научить его разговаривать, как полагается в одиннадцать лет, а не в шестьдесят с лишком.

За эту работу взялся Петька, и надо сказать, что она у него пошла, хотя и не без затруднений.

— Как бы ты сказал, например, если бы немухинцы сыграли с мухинцами не вничью, а, скажем, пять — один?

Лёня подумал.

— Я бы оказал, что усилия немухинцев увенчались заслуженным успехом.

— Вот видишь! А надо сказать просто: «Блеск!» А если бы они проиграли?

Лёня снова подумал.

— Ну, может быть… «Не принимайте слишком близко к сердцу этого огорчения. Продолжайте работать, и я уверен, что в ближайшем будущем вас ожидает удача».

— Та-ак, — сказал с отвращением Петька. — А я бы сказал покороче: «Эх, вы, сапоги!» Пойдём дальше. Если ты прощаешься с кем-нибудь, что надо, по-твоему, оказать?

— Позвольте пожелать вам всего самого лучшего.

— Ну вот! А надо сказать просто: «Пока!» Или в лучшем случае: «Привет бабушке, не забудь полить фикус». Если ты, например, сидишь над задачкой полчаса и не можешь её решить, что надо сделать?

— Ничего. Сидеть, пока не решишь.

— Надо сказать: «Муть!» А потом можно, конечно, и посидеть, но лучше списать её у кого-нибудь на уроке. Ну, и так далее. Запиши, с непривычки тебе, возможно, трудно запомнить. Ну, пока!

— Пока!

И Петька ушёл.