Ночной Странник

Зверушки все еще сражались. Я не отдавал им приказов, не подсказывал, что они должны делать, но несмотря на это осажденный поселок держался. Я сидел на ступенях беседки и, сдерживая слезы, ждал неминуемого поражения.

Навязчивая, играемая Кимир Зилом мелодия звучала у меня в ушах; казалось, в ней есть что-то гипнотическое.

Собственно, я не видел уже стен поселения – лишь холмик, покрытый пепельными и рыжими хребтами. Однако я заметил, что быстрейки Чагая не настолько упорны, как рыжие и мои воины. Они почти не имели оружия и могли лишь бессмысленно переть на стены. Однако момент, когда мои защитники окажутся залиты волной нападающих, был уже вопросом времени.

Я плюнул кровью и сел, обнимая руками поврежденный бок. Казалось, что при каждом вдохе внутренности мои рвутся, – словно там проросли тернии.

И тогда случилось нечто неожиданное. Над шумом и писком битвы, над фырканьем и криками разъяренных зверей, пронзительными тонами свирели Кимир Зила прорвался новый звук. Он шел с другой стороны пляжа, и его наверняка издавали быстрейки. Однако не был это писк боли или ярости. Мне показалось, что я слышу в нем мелодию, звучащую так, как если бы много существ высвистывали ее хором.

Со стороны второго пляжа бежали мои быстрейки. Две десятки моих «копейщиков». Нынче, с забрызганным рыжим мехом, они напоминали зверьков Кимир Зила. Никто ими не предводительствовал, свирель моя лежала на дне озера, да и с изувеченным боком я бы все равно не сумел играть. Но, несмотря на это, зверьки сами мчались на помощь осажденному поселению.

И высвистывали песню о героизме, которую я для них сложил.

Они атаковали осаждающих, мчась строем с выставленными копьями. Я смотрел, онемев, как они втыкаются в кольцо нападающих и прорубают себе дорогу к воротам.

Вскоре атакующие зверьки, сильно прореженные рыжие и бестолково бегающие серые, запаниковали. Мои, едва стоящие на лапках, зверьки вдруг взбодрились и бросились в нападение.

Быстрейки Кимир Зила убегали к заливу, где их ждали лодки, пытались столкнуть их в воду, топча и давя друг дружку. Но мой брат продолжал играть сигнал к атаке. Упрямо, монотонно, словно не видел, что битва проиграна. Может, не мог, как и я, понять, как это произошло.

Зверьки, издерганные противоположными сигналами, метались по берегу, бегая по кругу и попадая под копья моих солдат. Пока наконец те, кто не погиб, не разбежались по острову.

Осталась лишь покрытая стоптанной и разодранной травой полянка и разбросанные повсюду неподвижные тела быстреек. Ржавых, желтых и серых.

Я сумел подняться, прижимая к боку ладонь.

Кимир Зил смотрел на меня, бледный от ярости, а потом заткнул свирель за пояс и уселся за весла.

– Приветствую тебя на войне, брат, – прохрипел я и сплюнул кровью.

Вставал рассвет.

* * *

То, что происходило после, я помнил словно в тумане.

Я ударил в гонг и ждал лодку. Слуги смертельно испугались, увидев синяк на моей щеке, забрызганную кровью куртку и мое перекошенное от боли лицо.

Потом меня плотно перевязали – так, что боль лишь усилилась. Медик дал мне отвар, после которого колотье в боку уменьшилось до приемлемого. Ремень выдавил проклятие, вскочил в лодку и тотчас поплыл на мой остров.

Меня положили на веранде в шезлонг, среди множества подушек. Я получил теплый ореховый отвар с медом и поднос засахаренных плодов. Слушал пение птиц, смотрел на миниатюрный водопад, плещущий среди белых скал напротив моей веранды, и начал дремать, но никак не мог уснуть по-настоящему.

Чувствовал я себя странно. Что-то висело в воздухе. Я нигде не видел Кимир Зила, но, когда Ремень вернулся с моего острова, я мельком взглянул на его лицо – и сон тотчас испарился. Я испугался. Редко можно было заметить на лице Ремня гнев, но в тот день сказать, что он разгневан, было все равно, что назвать дракона ящерицей. Конечно, он не багровел, не метался и не вел себя как простец. Было у него бледное лицо и стиснутые зубы, но в его глубоких, словно колодцы, карих глазах бушевало пламя. Он сочувственно улыбнулся мне, и я понял с облегчением, что не я – причина его гнева.

В пылу общего замешательства никто не заметил, как Чагай съел свой завтрак и как ни в чем не бывало отправился на свой остров.

Вернулся он почти через час и прибыл к берегу почти одновременно с лодкой возвращающегося Кимир Зила, который не вызывал слуг, а греб сам с хмурым выражением на лице. Чагай выскочил из своей лодки будто ошпаренный, разбрасывая слуг, бледный от ярости и залитый слезами, после чего помчался прямиком на брата и неожиданно пнул его в лицо.

Никогда ранее не случалось, чтобы в любых обстоятельствах, пусть и в драке, пусть во время тренировок, хоть кто-нибудь сумел дотронуться до Кимир Зила, однако на этот раз брат повалил его на землю. Никогда еще я не видел Чагая в такой ярости. Прежде чем слуги оттащили его, он вскочил брату на грудь и, схватив Кимир Зила за волосы, принялся бить его головой о землю. Длилось это очень недолго. Старший брат вывернулся из хватки Чагая и выкрутил его руку, а через миг их разняли.