Ночной цирк

— Почему бы нет, — соглашается она, вытаскивая мышь из пакета за лакричный хвостик. Она кладет конфету на хрустальный шар. — Это одно из моих любимых лакомств, — признается она. — Спасибо, Бейли. Желаю тебе хорошо провести время в цирке.

— Я постараюсь, — говорит Бейли.

Он поднимается со стула и направляется в сторону хрустального полога. Протянув было руку, чтобы раздвинуть его и уйти, он внезапно оборачивается.

— Как вас зовут? — спрашивает он прорицательницу.

— Знаешь, мне кажется, что ты первый, кому захотелось это узнать, — говорит она. — Меня зовут Изобель.

— Рад был познакомиться, Изобель, — говорит Бейли.

— И я была рада познакомиться, Бейли, — улыбается Изобель и тут же продолжает: — Кстати, когда ты выйдешь отсюда, возможно, тебе стоит пойти направо.

Кивнув, Бейли поворачивается и выходит в пустой вестибюль. Перестук хрустальных нитей за его спиной быстро сходит на нет, и в наступившей тишине кажется, будто нет рядом никакой другой комнаты, нет сидящей за столом прорицательницы.

У Бейли почему-то легко на душе. Как будто он стал ближе к земле, но при этом выше ростом. Когда он выходит из шатра и сворачивает направо на извилистую дорожку, беспокойство о собственном будущем уже не так сильно его гнетет.

Узник дерева

Барселона, ноябрь 1894 г.

Комнаты, скрытые от посторонних глаз в недрах Цирка Сновидений, разительно отличаются от присущей ему черно-белой гаммы. Жизнь в них пестрит красками, согретая теплым сиянием янтарных абажуров.

Ярче других раскрашено жилище близнецов Мюррей. Это настоящий калейдоскоп оттенков, среди которых преобладают бордовый, алый и желтый цвета, так что кажется, будто вся комната охвачена огнем.

Время от времени в цирке заходит речь о том, что близнецов неплохо бы отправить в интернат, чтобы они могли получить хорошее образование, но их родители уверяют, что, находясь в столь разношерстной среде и путешествуя по миру, они могут узнать куда больше, чем сидя в классе и уткнувшись в учебник.

Близнецам такое положение дел по душе. Изредка для них устраивают уроки по самым разнообразным предметам, в остальное же время они читают — читают все, что попадает к ним в руки, и подчас в кованой колыбельке, из которой они давно уже выросли, но все равно никак не соглашаются с ней расстаться, собираются целые кипы прочитанных книг.

Им знаком каждый уголок цирка, и они без труда находят дорогу в хитросплетениях пронизавших его дорожек, одинаково уверенно чувствуя себя и в разноцветной части, и в черно-белой.

В эту ночь они сидят под полосатым куполом шатра, над которым раскинулись голые черные ветви высокого дерева.

Поскольку час довольно поздний, кроме них в шатре никого нет, и сомнительно, что кто-то из посетителей цирка еще забредет сюда в предрассветные часы.

Близнецы Мюррей сидят, прислонившись спиной к могучему стволу, и потягивают из дымящихся кружек горячий пунш.

С их выступлениями на сегодня уже покончено, и в оставшиеся несколько часов до восхода солнца они вольны делать что вздумается.

— Звезды будешь смотреть? — предлагает Виджет сестре. — Мы могли бы продляться, сегодня вроде не холодно. — Он вынимает из кармана куртки часы и смотрит, который час. — К тому же время еще раннее, — замечает он. Впрочем, их представления о том, что такое «рано», разительно отличаются от общепринятых.

Поппет задумывается, закусив губу.

— Нет, — говорит она наконец. — В прошлый раз все было такое красное и непонятное. Думаю, мне нужно немного подождать, а уж потом попытаться еще разок.

— Красное и непонятное?

Поппет кивает.

— Это была целая вереница образов, — поясняет она. — Огонь, а потом что-то алое. Человек, который не отбрасывает тени. Ощущение, что все летит кувырком, спутывается, словно клубок, с которым поиграли котята, и теперь сам черт не разберет, где начало, а где конец.

— Ты говорила об этом Селии? — спрашивает Виджет.

— Еще нет, — качает головой Поппет. — Я не люблю рассказывать ей о видениях, пока они лишены смысла. В итоге он чаще всего появляется.

— Это точно, — кивает Виджет.

— Ах да, вот еще что, — вспоминает Поппет. — Кто-то должен прийти. Я это тоже видела. Правда, не знаю, было это до всего остального или после. А может, и во время.

— Ты видела, кто это? — спрашивает Виджет.

— Не-а, — коротко бросает Поппет. Виджета это не удивляет.

— А красное — это что было? — продолжает расспрашивать он. — Ты можешь сказать?

Поппет прикрывает глаза, воскрешая в памяти видение.

— Это похоже на краску, — говорит она. Виджет поворачивается, чтобы заглянуть ей в глаза.

— На краску?

— Да. На разлитую по земле краску, — кивает Поппет. Она вновь закрывает глаза, но тут же их открывает. — Очень много красного. Все перепутано, и мне, если честно, эта красная часть не нравится. Когда я это увидела, у меня даже голова заболела. Часть про гостя куда приятнее.

— Гость — это хорошо, — говорит Виджет. — А ты знаешь, когда нам его ждать?

Поппет качает головой.

— Что-то произойдет совсем скоро. До остального еще далеко.

Они ненадолго замолкают, прильнув спинами к дереву и потягивая пунш.