Ночной цирк

Еще до того, как он успевает мысленно осыпать себя проклятиями за подобную глупость, прорицательница улыбается, хотя на мгновение в ее улыбке проскальзывает грусть.

– Почему бы нет, – соглашается она, вытаскивая мышь из пакета за лакричный хвостик. Она кладет конфету на хрустальный шар. – Это одно из моих любимых лакомств, – признается она. – Спасибо, Бейли. Желаю тебе хорошо провести время в цирке.

– Я постараюсь, – говорит Бейли.

Он поднимается со стула и направляется в сторону хрустального полога. Протянув было руку, чтобы раздвинуть его и уйти, он внезапно оборачивается.

– Как вас зовут? – спрашивает он прорицательницу.

– Знаешь, мне кажется, что ты первый, кому захотелось это узнать, – говорит она. – Меня зовут Изобель.

– Рад был познакомиться, Изобель, – говорит Бейли.

– И я была рада познакомиться, Бейли, – улыбается Изобель и тут же продолжает: – Кстати, когда ты выйдешь отсюда, возможно, тебе стоит пойти направо.

Кивнув, Бейли поворачивается и выходит в пустой вестибюль. Перестук хрустальных нитей за его спиной быстро сходит на нет, и в наступившей тишине кажется, будто нет рядом никакой другой комнаты, нет сидящей за столом прорицательницы.

У Бейли почему-то легко на душе. Как будто он стал ближе к земле, но при этом выше ростом. Когда он выходит из шатра и сворачивает направо на извилистую дорожку, беспокойство о собственном будущем уже не так сильно его гнетет.

Узник дерева

Барселона, ноябрь 1894 г.

Комнаты, скрытые от посторонних глаз в недрах Цирка Сновидений, разительно отличаются от присущей ему черно-белой гаммы. Жизнь в них пестрит красками, согретая теплым сиянием янтарных абажуров.

Ярче других раскрашено жилище близнецов Мюррей. Это настоящий калейдоскоп оттенков, среди которых преобладают бордовый, алый и желтый цвета, так что кажется, будто вся комната охвачена огнем.

Время от времени в цирке заходит речь о том, что близнецов неплохо бы отправить в интернат, чтобы они могли получить хорошее образование, но их родители уверяют, что, находясь в столь разношерстной среде и путешествуя по миру, они могут узнать куда больше, чем сидя в классе и уткнувшись в учебник.

Близнецам такое положение дел по душе. Изредка для них устраивают уроки по самым разнообразным предметам, в остальное же время они читают – читают все, что попадает к ним в руки, и подчас в кованой колыбельке, из которой они давно уже выросли, но все равно никак не соглашаются с ней расстаться, собираются целые кипы прочитанных книг.

Им знаком каждый уголок цирка, и они без труда находят дорогу в хитросплетениях пронизавших его дорожек, одинаково уверенно чувствуя себя и в разноцветной части, и в черно-белой.

В эту ночь они сидят под полосатым куполом шатра, над которым раскинулись голые черные ветви высокого дерева.

Поскольку час довольно поздний, кроме них в шатре никого нет, и сомнительно, что кто-то из посетителей цирка еще забредет сюда в предрассветные часы.

Близнецы Мюррей сидят, прислонившись спиной к могучему стволу, и потягивают из дымящихся кружек горячий пунш.

С их выступлениями на сегодня уже покончено, и в оставшиеся несколько часов до восхода солнца они вольны делать что вздумается.

– Звезды будешь смотреть? – предлагает Виджет сестре. – Мы могли бы прогуляться, сегодня вроде не холодно.

– Он вынимает из кармана куртки часы и смотрит, который час. – К тому же время еще раннее, – замечает он. Впрочем, их представления о том, что такое «рано», разительно отличаются от общепринятых.

Поппет задумывается, закусив губу.

– Нет, – говорит она наконец. – В прошлый раз все было такое красное и непонятное. Думаю, мне нужно немного подождать, а уж потом попытаться еще разок.

– Красное и непонятное?

Поппет кивает.

– Это была целая вереница образов, – поясняет она. – Огонь, а потом что-то алое. Человек, который не отбрасывает тени. Ощущение, что все летит кувырком, спутывается, словно клубок, с которым поиграли котята, и теперь сам черт не разберет, где начало, а где конец.

– Ты говорила об этом Селии? – спрашивает Виджет.

– Еще нет, – качает головой Поппет. – Я не люблю рассказывать ей о видениях, пока они лишены смысла. В итоге он чаще всего появляется.

– Это точно, – кивает Виджет.

– Ах да, вот еще что, – вспоминает Поппет. – Кто-то должен прийти. Я это тоже видела. Правда, не знаю, было это до всего остального или после. А может, и во время.

– Ты видела, кто это? – спрашивает Виджет.

– Не-а, – коротко бросает Поппет. Виджета это не удивляет.

– А красное – это что было? – продолжает расспрашивать он. – Ты можешь сказать?

Поппет прикрывает глаза, воскрешая в памяти видение.

– Это похоже на краску, – говорит она. Виджет поворачивается, чтобы заглянуть ей в глаза.

– На краску?

– Да. На разлитую по земле краску, – кивает Поппет. Она вновь закрывает глаза, но тут же их открывает. – Очень много красного. Все перепутано, и мне, если честно, эта красная часть не нравится. Когда я это увидела, у меня даже голова заболела. Часть про гостя куда приятнее.

– Гость – это хорошо, – говорит Виджет. – А ты знаешь, когда нам его ждать?