Ночные окна. Похищение из сарая

Мы вышли из одной комнаты и пошли к другой. Волков-Сухоруков опирался на реквизированную улику. Я постучал в дверь. Вновь никто не ответил. Я повернул ручку и предложил всем войти. Левонидзе нащупал на стене выключатель. Под потолком зажглась люстра. И тут же в наши головы полетели — сначала подушка, затем туфли, зажигалка, сигареты, пепельница, бокалы и все, что только находилось рядом с кроватью и могло попасть под руку Елене Глебовне. Мишель Зубавин, лежащий рядом с ней, активно не помогал, но поддерживал смехом.

— Какого черта?! — прокричала путана. — Стучать надо, идиоты! Пошли вон отсюда!

— Мы стучались, — вяло стал оправдываться Левонидзе. Его пиджак был залит вином. Пепельница из керамопластика угодила в лоб Волкову-Сухорукову, но голова оказалась крепче. Туфли поймал я и поставил на пол. Бижуцкий не пострадал. Мы все начали пятиться назад, к двери.

— А действительно, что это за делегация? — спросил вертолетчик, успокаивая Леночку.

— Вы что тут делаете? — задал резонный вопрос Левонидзе.

— Что надо, то и делаю, — отрезал наглый и развязный «личный рейнджер» Шиманского. И добавил, по-своему логично: — Да только вот вы не даете доделать то, что хочу сделать.

— Ладно, пошли отсюда! — кивнул нам Волков-Сухоруков, потирая ушибленный лоб. И тоже добавил: — Пусть делают что хотят. Но не делают ничего противозаконного. Я им не позволю этого!

Видно, удар по лбу пепельницей все же оказался достаточно сильным. Мы вновь очутились в коридоре.

— Радует одно, — выразил общую мысль Георгий, — по крайней мере, мы не обнаружили тут трупов.

— Да, на покойников они были похожи мало, — согласился я. — Слишком энергично себя вели. Ну что, двинулись к Тарасевичу?

Снова гуськом мы спустились на второй этаж. Неловко потолкались перед дверью в комнату к физику. Изнутри не доносилось ни звука. Никто из нас не решался войти первым.

— Давайте-ка вы, Бижуцкий! — предложил Волков-Сухоруков. — Вы все равно всюду суете свой длинный нос.

Борис Брунович вздохнул и открыл дверь. В комнате горел ночник. Мы вошли в помещение. Евгений Львович сидел за столом спиной к нам и что-то торопливо писал в дерматиновой тетрадке. Ему даже яркий свет был не нужен — работал он механически, спеша зафиксировать свои мысли. В кровати под одеялом лежала Зара Магометовна Ахмеджакова. Она спала, тихо посапывая.

— Кх-х-х!.. — кашлянул Волков-Сухоруков и постучал сандаловой тростью по полу.

— Не мешайте! — откликнулся физик, даже не повернув головы. — Еще пара минут.

Мы стали терпеливо ждать. «Пара минут» затягивалась на все десять. Наконец Левонидзе не выдержал.

— Ну и что мы тут торчим? — спросил он у нас. — Это же сумасшедший, одержимый просто! Незачем ему было убивать актрису. А трубку действительно подбросили.

Тарасевич захлопнул тетрадь. Удовлетворенно хмыкнул.

— А? Что вы говорите? — он повернулся к нам. — Где вы нашли мою трубку? Я ее еще днем посеял.

— Вот она, — сказал Волков-Сухоруков, возвращая курительную принадлежность хозяину. — А вот и ваша палка. Голову, часом, нигде не теряли?

— Голова на месте, — похлопал себя по затылку физик — Она миллионы стоит. Но не продается. Однако, господа, зачем изволили явиться? Не хотите ли чаю? У меня есть японский, особой крепости.

— Уж не от Сатоси ли? — проворчал Волков-Сухоруков.

— От императора Хирохито! — весело отозвался Тарасевич. — Или выпить желаете? Есть бренди. Дама не помешает, она спит. — И он взглянул в сторону кровати.

— Нет уж. Пойдем, пожалуй, — произнес Левонидзе. — Все и так ясно. Вопросов пока нет.

Мы снова выбрались в коридор. Ночная «рыбалка» оказалась неудачной. Если не считать «попавший в сети» труп актрисы. А вот убийцу обнаружить опять не удалось. Да и существует ли он вообще? — я уже начал сомневаться в этом. А Волков-Сухоруков вдруг ядовито заметил:

— Вам на ворота клиники не мешало бы повесить красный фонарь. Вполне соответствует.