Нога

Ехал я по той же дороге, что и вперед. Погода благо нам не мешала: весь путь от здания администрации пилорамы до приемного покоя в больнице о метели напоминала разве что лишь снежная шапка на крыше моего ГАЗика, который кстати нас не подвел. Дороги я уже говорил у нас какие – беда. Дед раз пять подлетел вместе с девочками и Петровичем на кочках. Света попортила прическу, несколько раз ткнувшись затылком в крышу автомобиля. Не поверите, но пролетая по одной из дорог, мы увидели тех двух мужиков. Они шли, обнявшись и напевая песню группы Элджей «Твои рваные джинсы», что вполне соответствовало состоянию их штанов на тот момент. Благо хоть девочки жили у больницы. Нужно отдать им должное: они помогли нам донести деда в приемный покой, списать благополучно в хирургическое отделение.

– Спасибо, дядь Жень – сказала Света, вторая мадам кивнула удовлетворительно, вытирая со лба пот.

– Вам спасибо. Жвачку надо, а то батя унюхает, вломит тебе по полной программе? – предложил любезно я.

– В смысле? Он мне разрешает, -выдала Света и ушла в метель, которая за окнами приемного покоя вновь набирала обороты.

С восточной стороны стало проясняться, смена подходила к концу. Мы сидели в приемном покое на скамейке близко друг к другу. И сделал еще один глоток из пузыря, который достал из-под сиденья, выматерил из себя все, что накопилось за время пути, и любезно предложил Петровичу со словами: «Серег, хорош грузиться, на-ка, выпей сто грамм полегче будет». Он посмотрел на меня странно, будто с омерзением или грустью. Вообще тогда я его впервые Серегой назвал, иначе тут было никак. Помолчав, сняв куртку и нацепив бэйджик «Сергей Петрович. Врач– Хирург» он встал на ноги и сказал: «У меня, Жень, смена начинается. Мне нельзя».

Я посидел еще пару минут, допил пузырёк, позвонил сменщику и сказал, что оставил машину у приемного покоя, а сам пошел домой отсыпаться. Пришел, скинул с себя всю одежду прям у порога, выпил горячего чаю, поцеловал спящую еще дочь и спросил вставшей как всегда раньше всех жены:

– Слушай, а у нас у Алевтины хорошие зимние штаны?

– Ты что это вдруг? Ну хорошие вроде бы, болоньевые, трехслойные! – ответила мне она.

– А юбки ниже колена? – опять спросил я, помешивая ложкой чай без сахара.

– Ну разные есть, девочка же, но коротких-то совсем нет, а что? – спросила недоуменно жена.

– Да ничего. Это хорошо, родная, хорошо.

Допил чай, поставил кружку в раковину и ушел спать.

Через два дня у нас снова была общая смена с Серегой, да теперь я его так называю. Как всегда, он был не выспавшийся, как всегда, мы налили в кружки кофейку с молочком и сели в комнате напротив диспетчерской.

– Серега, Петрович, ты чего бледный такой? Случилось чего что ли опять? – решил приободрить вечно депрессующего хирурга я.

– Уеду я, наверно, отсюда скоро! – вдруг выпалил, как из пушки, Петрович.

– Эй, друже, ты чего это? Познакомился с кем-то что ли из города? Даму нашел? – выдал я, как всегда, не шибко разумное предположение. Серега ничего не ответил, тихо пил кофе, а я больше не дергал. Он встал, долил кипятка себе, сел обратно за стол и сказал:

– Помнишь деда того с обморожением?

– Ну да, такое забудешь. Вот как раз спросить хотел, что с ним сталось то?

– Я сейчас тебе такое расскажу….

И, знаете, рассказал.

В то, что он дальше мне наговорил, поверить было трудно, но зная Серегу, врать он бы не стал, да и тем более это пересказ, а не творение собственного сочинения.

Как оказалось, деду вечером того дня ампутировали ногу, спасти ее врачам не удалось. Но всё самое интересно началось тогда, когда Сергей Петрович пришел проведать старика на следующее утро.

Дед лежал в палате на своей кровати, оклемываясь и разглядывая приоткрытыми глазами обрубок своей левой ноги. Он плакал и смеялся, кряхтящим голосом произнося три слова: «Получилось, ептвою мать. Получилось». Сжав руки в кулак, он прыгал будто бы от счастья на кровати, подскакивал над собой, сколько позволяло состояние. «Получилось, ептвой мать», – продолжал он кричать, усиливая мощь в голосе.

– А что получилось-то? – прервал я некрасиво рассказ Петровича, пока он делал глоток из пустой уже кружки.

– А вот чего!

Оказалось, что дед уже давно придумывал план, как расстаться с ногой и именно с одной. Да-да, не удивляйтесь. Всё, что произошло в тот день, он спланировал заранее и провернул лихо. Тут-то мне и вспомнилась его фраза, которую он пробухтел в ту страшно нервную ночь – «чуть раньше на пару минут».

По его просчетам, мы должны были приехать под утро, но мы приехали гораздо раньше, поэтому радость от того, что ногу все-таки ампутировали, была неописуемая. Звали его Прокоп Семенович.