Нога как точка опоры (2012)

Только за завтраком я встретился с другими пациентами — все мы были выздо­равливающими, собранными вместе на какое-то время. Как новичку, еще не обретшему статуса, мне отвели место в углу, и ветераны рассматри­вали меня с любопытством, озабоченностью и, возможно, некоторым неодобрением. Немед­ленно возникло чувство разделения на группы и иерархии, как в первый день в армии или в школе, однако под ним скрывались теплота и товарищество.

Я тут же столкнулся с проблемой. Я не мог сесть за стол с костылями, но если я их оставлю, то как доберусь до своего места?

— Послушайте, — сказал мой сосед, заметив мою растерянность, — вы садитесь, а я поставлю ваши костыли в угол. Мы все тут должны помогать друг другу.

Я поблагодарил его. Это был маленький седой человечек; из-за диабета он только что перенес ампутацию ноги и теперь, как он признался, страдал от фантомных болей. Мы сообщили друг другу о себе в квазимедицинских терминах, описав симпто­мы и проблемы, и только после этого перешли к более личным вещам.

— Что с вами? Что случилось? — спросил он, кинув взгляд на мой гипс.

Я рассказал.

— Надо же, какое несчастье! — повернулся он к остальным. — У доктора есть нога, но в ней нет чувствительности, а у меня чувстви­тельность есть, а ноги нет. Знаете, — он снова повернулся ко мне, — у нас с вами получилась бы одна хорошая нога на двоих. Я внес бы чувствительность, а вы — ногу.

Мы засмеялись. Мы все засмеялись. Лед был сломан, и я понял, что этот человек, не облада­ющий никакими специальными знаниями, мгновенно проник в суть проблемы, точнее, проблем — его и моей, в комичную противо­положность позитивного и негативного фантомов. Он продолжал:

— Эти проклятые фантомные боли... Чертова глупость! Ну кому они нужны? Разве нельзя не дать им появиться? Господи Боже! — воскликнул он. — Вы и есть ответ! Все, что они должны были сделать, — это, прежде чем отрезать ногу, дать наркоз, перерезать нервы, наложить гипс — тогда я перестал бы ощущать ногу, как вы. А уж потом резали бы на здоровье! Избавиться от чувствительности, избавиться от идеи, а уж потом — от самой штуки!

Я поразился ясности его ума. Идея пока­залась мне очень здравой, даже блестящей. Я подумал, что мог бы придать ей медицинскую форму и от его име­ни послать письмо в «Ланцет»: «Простая профилактика возникновения фантомных болей».

Не только мой сосед, но все обитатели дома для выздоравливающих были гораздо мудрее врачей, которые их лечили! Среди докторов, по крайней мере в отделениях неотложной помо­щи, распространена презумпция глупости паци­ентов. Никто не был глуп, кроме тех дураков, которые считали пациентов глупыми. Работая в отделениях для хронических больных, зная одних и тех же пациентов на протяжении ряда лет, приобретаешь большее к ним уважение, уважение к их элементарной человеческой мудрости и особой «мудрости сердца». Но во время того первого завтрака со своими со­братьями — не коллегами-врачами, а собра­тья ми-пациентами, собратьями-страдальцами — я понял, что нужно быть пациентом среди па­циентов, что нужно испытать и одиночество, и общность с другими больными, чтобы получить настоящее представление о том, что значит быть пациентом, чтобы понять чрезвычайную сложность и глубину чувств, резонанс души на каждую ноту — на страдание, ярость, мужество, чтобы оценить мысли, рождающиеся в самых простых практичных умах, потому что опыт пациента заставляет его размышлять.

Все было прозрачным, все обычные барьеры между нами исчезли. Мы не только знали факты друг о друге (нога доктора, яичники миссис П. и т.д.), мы чувствовали, мы понимали чувства других. Такое раскрытие обычно тай­ных личных чувств — чувств, ко­торые мы зачастую скрывали даже от себя, — глубина заинтересованности и товарищества, обмен бесценным юмором и мужеством казались замечательными в высшей степени, выходящими за пределы всего, что я знал о людях. Мы все прошли через болезнь и страх, а некоторые побывали и под сенью долины смерти. Мы все знали полное одиночество болезни и изоляции, то одиночество, что хуже угрозы ада. Мы все погружались во тьму и на огромную глубину, а теперь вынырнули на поверхность; как пилигримы, мы шли по одной дороге, однако до сих пор эту дорогу нужно было преодолевать в одиночестве. Впереди нас ждал совсем другой путь, где мы были попутчиками друг другу.