Ногин

Ольга передала ему две книги Сванте Аррениуса— «Физика неба» и «Образование миров». Он прочитал их на этапе и написал Ольге из Тюмени: «По приезде на место я думаю самым серьезным образом засесть за книги. Последствия продолжительного периода, в течение которого я лишь строил планы о том, как буду заниматься, а сами занятия все откладывал, уже чересчур ясны и неприятны, чтобы можно было откладывать дальше… Сколько у меня пробелов, и как много надо наверстывать! Вот, например, читая Аррениуса, я увидел, что не знал самых элементарных вещей, хотя и занимался этим вопросом давно. Правда, у него много новых, оригинальных взглядов, но все-таки как-то не по себе, когда обнаруживаешь свои недочеты. Что делается на белом свете за последнее время? С тех пор как я уехал из Москвы, до меня не дошло буквально ни одного известия обо всем происходящем на земле. Напиши мне вкратце о наиболее интересном».

«Тюремный университет» в Тюмени длился ровно один месяц. 22 июля 1910 года Виктор Павлович был доставлен под гласный надзор полиции в Туринск и на другой день написал Ольге: «Здравствуй, моя милая, хорошая Олечка! Целую тебя крепко и много-много раз. Ну, вот я и «на свободе»: вчера мы прибыли сюда, и вчера же меня освободили. Местом для проживания мне назначили сам «город» Туринск. Исправник мне заявил, что никуда из города он не может меня отпустить, так как за мной должен быть «чрезвычайный» надзор. Я попросил его объяснить, чем такой надзор будет отличаться от обыкновенного, но он отмолчался. В деревне иногда совсем нет ни стражников, ни урядников, ни прочего начальства, а для меня «вследствие моей болезненной склонности к побегам» близкое соседство с начальством считается необходимым, здесь же всякого начальства вдоволь.

Туринск представляет собой нечто среднее между самым плохоньким уездным городишком и большой деревней. Он больше Березова — жителей в нем тысяч около 5-ти, но Березов красивее его. От деревни он отличается тем, что в нем есть не то 6, не то 8 церквей, несколько каменных домов, городской сад, клуб и лавка больших размеров.

Колония ссыльных довольно большая — кажется, около 60 чел., — но мало интересная. Имеется библиотека, но плохенькая. Город стоит на реке Туре, на горе и очень древнего происхождения: когда-то он назывался Епанчей в честь его владельца — татарского князька.

Второй день я на свободе, но что-то чувствуется другое. Хотя строгости по дороге были большие (сравнительно) и переход от этапа и заключения довольно резкий, но у меня еще нет того состояния, которое у меня бывает при действительной свободе. Вот только вчера одно на меня сильно подействовало. Поселился я пока временно у одного товарища; он пригласил меня пить чай «в сад». Последние слова мне показались ироническими для Туринска, но каково же было мое удивление, когда я увидел довольно хороший цветник, весь в цвету. Вот это-то и есть доказательство того, что я на свободе. И сейчас я любуюсь георгинами, гвоздикой, астрами, резедой, табаком и даже розой, только начинающей цвести. Этого ни в одной тюрьме не встретить. Кстати, о цветах: помнишь маленький спор о муксусе? У нас в комнате два горшка с ним; я оторвал два цветочка и посылаю тебе, чтобы ты посмотрела, какие они бывают…»

Виктор Павлович так нежно любил цветы, как любят их люди лишь с чистой душой. И от того букета, что принесла Ольга в Мясницкий полицейский дом, он сохранил один засохший цветок.

В тот день надзиратель сказал с усмешкой:

— Впервой такого чудака вижу: это чтоб в тюрьму да с цветами! Кинь их сейчас же!

— А ты понюхай, страж! Они прекрасны среди этих мрачных стен. В них аромат деревенского лета. Ты огрубел тут и совсем не помнишь, как сейчас на ветру пахнет желтеющая золотая нива! — сказал тогда Ногин.

«Он разрешил взять несколько цветков, — писал Виктор своей Ольге с далекого этапа. — Их удалось мне пронести до Перми, но конвойный нашел их при обыске и выбросил. А когда он отвернулся, я подобрал один василек, и, к моей радости, он еще цел…»

Но о цветах и книгах на время пришлось забыть. Виктор узнал, что в селе Коркинском можно достать исправную легкую лодку. Он рассчитал, что будут его искать на большаке к Ирбиту и вряд ли догадаются, что он ушел рекой. Вечером 27 июля 1910 года он снял бритвой усы и бороду, покинул Туринск, перед рассветом сел в лодку и — дерзко, смело — двинулся вниз по Туре к Тюмени. В селе Ермолино он бросил свое суденышко, прямиком прошагал шестьдесят верст до станции Юшалы. И затерялся в вагоне среди пассажиров третьего класса.

А в середине августа в газете «Тульская молва» появилось невинное объявление: «Даю уроки английского языка для начинающих и желающих усовершенствовать свои знания. Сергей Тихонович Атясов, улица Старо-Дворянская, дом Расторгуевой». Ольга приехала к нему в октябре, и они поженились. Но ей пришлось вернуться в Москву — заканчивать обучение на высших курсах Герье. Виктор остался в Туле один.