Читаем Нокаут полностью

Артур пришел, сел за стол, попробовал мою стряпню и с тех пор стал появляться в назначенное время ежедневно. Ему нравилось то, как я его встречаю, он хвалил еду, а я была так счастлива! После обеда он вставал и уходил, чмокнув меня в щеку в знак благодарности, и больше мы с ним не виделись до следующей встречи за моим столом. Как и прежде, Артур не приглашал меня на свидания, а я не просила об этом. Мне было достаточно заботиться о нем, видеть его глаза и понимать, что он приходит именно ко мне. Я считала, что должна компенсировать Артуру то, чего он так и не дождался от собственной матери – заботу, внимание. Он был, как и я, недолюбленный ребенок, который страстно желал, чтобы его оценили по достоинству…

В то время наши отношения стали еще ближе, но только в дружеском смысле. Физической близости между нами не было, да и стремления к этому тоже. Я даже не думала об этом, мне было достаточно той атмосферы праздника, которая сопровождала визиты Артура.

Вместе с нами за стол частенько подсаживалась Аля. Посещения моего кавалера ее устраивали. Но не потому, что он был чем-то ей приятен, а из-за угощений, что я подавала к столу: кучи всяких салатиков, закусок и прочих вкусностей. Торты стали печься в два раза чаще, но каждый раз я предупреждала сестру, которая была большой до них охотницей:

– Смотри не трогай торт, ясно? Артур придет, тогда порежем его.

Как только дорогой гость переступал порог нашей квартиры, Аля визжала:

– Ура, Артур пришел, можно тортик есть!

Во время этих обедов мы были счастливой троицей…

Сестра относилась к моим отношениям с Артуром нейтрально, ей не до меня было, потому что она влюбилась в кого-то из знакомых парней. Единственная вещь, которая ее удивляла, – это то, что мы встречаемся как бы тайно, скрытно. Аля считала это неправильным:

– Мы с моим парнем вместе по городу ходим, поэтому все понимают, что мы пара, мы вместе. Что тут скрывать, ведь это совершенно нормальная вещь! А ваши отношения странно выглядят, если честно.

Мама, знавшая о наших совместных обедах, говорила примерно то же самое:

– А почему он приходит к тебе поесть, но держит это в тайне, чтобы никто не знал? – веско спрашивала она. На ее вопрос ответа не находилось. – Разве это не подозрительно?

Но, несмотря ни на что, Артур нравился мне безоговорочно. Не потому, что делал для меня что-то особенное или как-то проявлял свои чувства (а были ли они?), а просто по той причине, что существовал, жил, дышал. Я ничего не ждала от него, но помню, как тронули его слова, когда он узнал о моих планах поступать в турецкий вуз:

– Если уедешь, то потом не вернешься ко мне, даже чтобы «до свидания» сказать, – грустно сказал он. – У тебя будет свободная прекрасная жизнь, и здесь тебе будет скучно!

А однажды он поцеловал меня по-настоящему… Мы выходили вместе из подъезда, он шел на работу, а я – на занятия в Школу юного юриста, и когда мы остановились на пороге, его губы коснулись моих. До сих пор вспоминаю восторг и восхищение, которые меня охватили в тот момент. Я чувствовала: вот моя судьба и другой мне не надо!

Стоит ли говорить, что это был мой первый в жизни поцелуй?

Маме, которая продолжала смотреть на наши отношения с большим сомнением, я безапелляционно заявила:

– Если не он, то никто!

Пожав плечами, она спросила:

– А как ты можешь судить о том, что между вами происходит? Тебе же не с чем сравнить! Ты ни разу ни с одним мальчиком и за руку не держалась.

– А мне и не надо, – ответила я. – Зачем мне с кем-то держаться за руку, если не хочу? Артур – мой человек, никто другой мне не интересен в принципе!

Удар за ударом

Приближался школьный выпускной, а вместе с ним – исполнение моей детской мечты: поступление на юридический факультет. Первый удар поджидал меня еще в конце весны. Школа участвовала в программе, благодаря которой выпускники получали шанс поступить в один из вузов Турции. Я подала заявку на юридический факультет.

И вдруг меня вызывает директор школы.

– Я очень рад за тебя, учитывая все твои достижения, но… должен расстроить: ты не можешь участвовать в программе, так как у тебя русская фамилия, – сказал он. – Извини, но вместо тебя на обучение поедет другая девочка.

А эта девочка, между прочим, была троечница, но – дочь прокурора и носила туркменскую фамилию. Невозможно передать, какое разочарование, какую обиду и горечь я испытала! Я была готова учиться на юридическом факультете, как никто другой! Портфолио, приготовленное мной к подаче документов, внушало трепетное уважение. В нем были грамоты за победы на нескольких тематических олимпиадах разного уровня, а также блестящие характеристики от средней школы, от музыкальной, от Школы юного юриста. Мои оценки соответствовали всем критериям. Я чувствовала, что получение профессии юриста – это мой путь, но меня на него не пускали только потому, что я носила украинскую фамилию отца.

Вернувшись домой, я дождалась маму и, рассказав ей о своей беде, сообщила:

– Мама, я буду поступать в Ашхабад! Аля уже там учится, и я поступлю.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза