Нокаут по наследству

Юристу Мише Фрудбергу было не до меня. С порога он указал перстом в сторону свободного кресла и, прикрыв трубку стационарного телефона рукой, яростно прошептал:

– И дверь закрой! И сиди тихо! Ни звука.

Я кивнула, закрыла дверь и опустилась в кресло. Миша же продолжал с кем-то общаться.

– Ну, что вы! – уверял он, видимо, клиента. – Не стоит благодарностей. Никаких. Да, сделал все, что смог. Увы, наши дороги разошлись навсегда. Да, уверен. Но если вдруг вы снова во что-то вляпаетесь, Нинель Никифоровна, то мои контакты у вас есть. Не потеряйте их, душа моя. Я помогу. Но не уверен. Сделаю все, что только возможно. Но, возможно, буду занят. Даже скорее всего. Но вы справитесь и без моей помощи. Всего вам доброго. Всего-всего!

Он положил трубку и уставился на меня своими черными глазами.

– Ничего себе ты с народом разговариваешь, – не выдержала я.

– Клиентка Федосова Нинель Никифоровна, одна тысяча сорок третьего года рождения, – взорвался Миша. – Дитя войны, прикинь? Такие уже при рождении обладают огромной силой воли. Годы выживания воспитали в них небывалую твердость характера. Они настойчивы, упорны. Они не ведают никаких преград, наконец!

Мишу несло. Я с удовольствием наблюдала за тем, как он изливает мне свою израненную душу.

– Год назад впервые обратилась ко мне по поводу доверенности. Помог. Объяснил. Уточнил. Оформил. Спустя две недели снова звонок, теперь уже по поводу дарственной. Пришла. Помог. Объяснил. Оформили. Через месяц она решила заняться малым бизнесом и пришла обсудить риски. Объяснил! Расстались. Я полагал, что навсегда. А сегодня она решила узнать, не требуется ли мне секретарь, а то у нее как раз свободное время появилось!

Мне осталось только развести руками. И его, и мое поле деятельности порой накладывались одно на другое, но просчитать все риски, связанные с профессией, было невозможно. Мы общались с большим количеством людей, и все они были разными. Нужно было подстраиваться, без этого никак.

Я иногда обращалась к Мише за советом. Денег с меня он ни разу не взял, хоть и мог бы. У него были свои принципы. И свои жизненные установки. Одна из них гласила примерно следующее: «Обходи закон законными путями – быстрее окажешься на месте».

Чушь, если честно. Но Мише нравилось.

Мишка был честным товарищем. Доходило до маразма, который, впрочем, никак не мешал ему терпеливо ждать, пока загорится зеленый свет, разрешающий пешеходам перейти дорогу. Даже если это происходит на совершенно свободном от присутствия авто проспекте, потому что часы показывают половину второго ночи.

Не будь я свидетелем такого акта законопослушания, я бы, наверное, призадумалась: а что не так с этим человеком? Ну, перейди ты дорогу на красный хотя бы один раз, ведь транспорта нет, камер видеонаблюдения тоже не наблюдается. Позволь себе, как говорится. Испытай прилив адреналина. Сломай систему, в конце концов!

Но Миша Фрудберг, выслушав той самой тихой осенней ночью мои аргументы, не внял. И спросил:

– А зачем?

Ответа у меня не нашлось. Одним словом он перечеркнул оправдания всех тех, кто потихоньку нарушает правила, не имея для этого никаких оснований.

– А если человек спешит? Он тоже должен стоять и ждать, пока загорится зеленый? – спросила я тогда.

– А если человек спешит, то подобные вопросы его не волнуют. Перейдет и на красный. И даже днем, когда на дороге полно машин.

Несколькими часами раньше я пришла к нему в контору со срочной просьбой. Мне требовалась очень серьезная консультация, и чем больше я углублялась в подробности дела, которым занималась, тем сильнее хмурился Миша. Он корпел над справочниками и зависал в сетевых библиотеках до поздней ночи. Я стала свидетелем того, каким упорным может быть человек, который работает за идею, а не за деньги. А потом он еще и провожать меня до дома пошел. Машину я накануне оставила в автосервисе и с помощью Миши вспомнила, каким чудесным может быть пеший поход по кривому асфальту.

Той ночью, собственно, и зародились между нами теплые приятельские отношения.

Миша Фрудберг занимался частной практикой не так давно. Года полтора примерно. В нотариальную контору, где он, по его словам, «наблатыкивался», возвращаться он не имел ни малейшего желания. И даже став довольно успешным в своей области, все равно не брал с меня плату за оказанные услуги.

Впрочем, не так уж часто я его и тревожила.

– Не женщина, а бомба замедленного действия, – продолжал Миша рассказ о только что звонившей ему Нинель Никифоровне. – Положила на меня свой искусственный глаз. Пару раз звонила, чтобы спросить, как у меня дела. Намекала на совместное рандеву вдоль набережной. Я люблю набережные, но побаиваюсь эту упорную даму. И отказать ей в консультации тоже не могу. На каком основании я это сделаю?

– Скажи, что заболел, – предложила я. – Покашляй в трубку.

– Чревато, – скривился Миша. – Тогда она принесет мне горячее питье со вкусом лимона, а потом будет настаивать на том, чтобы я все выпил до капли.

– Тогда изобрази приступ какой-нибудь.

– Чтобы она приехала делать мне искусственное дыхание «рот в рот»?