Ноль К

– Они станут объектами наших исследований, игрушками для наших забав.

Свен подался вперед, к аудитории – донес до нее последние слова, и благотворители удивились, взволнованно зашумели.

– В соответствующие рецепторы мозга вживляются наноустройства. Русские романы, фильмы Бергмана, Кубрика, Куросавы, Тарковского. Произведения классического искусства. Детишки читают стихи на разных языках. Тезисы Витгенштейна, аудиокниги по логике и философии. Семейные фотографии и видеозаписи, порнография на ваш вкус. В капсуле вы видите во сне бывших возлюбленных, слушаете Баха, Билли Холидей. Изучаете хитросплетения музыкальных и математических конструкций. Перечитываете пьесы Ибсена, снова плывете реками и ручейками хемингуэевских фраз.

Я опять посмотрел на женщину в платке, все еще безымянную. Пока не дам ей имя, она не станет настоящей. Теперь она сидела прямо, сложив руки на столе, закрыв глаза. Медитировала. Хотелось в это верить.

Слышала ли она Стенмарков? Хоть слово? Ее сознание освободилось от слов, мантр, сакральных звуков.

Назвал ее Арджуна, потом – Арджана. Симпатичные имена, но не подходят. Запертый в герметичном отсеке, я изобретал имена, вслушивался в акценты, придумывал людям прошлое, национальность. И таким способом выражал свой слабенький протест – в этом месте, где о подобных различиях надлежало забыть. Нужно себя смирить, подстроиться. Но когда это я подстраивался? Что мне надо было, то я и делал.

Я слушал Стенмарков.

– Однажды возникнет культ смерти, потому что появятся противники продления жизни.

– И возвратят смерть.

– Банды мятежников, поклонников этого культа, станут убивать всех без разбора. Мужчины и женщины будут бродить по деревням с каким-нибудь примитивным оружием и уничтожать каждого встречного.

– Устраивать кровожадные ритуальные расправы.

– Молиться над трупами, исполнять песнопения, совершать с трупами интимные действия, о которых и подумать страшно.

– А потом сжигать тела и размазывать пепел по другим телам, по вашим телам.

– Или молиться, исполнять ритуальные песнопения, а потом поедать трупы – все, что можно съесть. А остальное сжигать.

– Так или иначе люди вернутся к убеждениям своих предков о неотвратимости смерти и возродят модель вымирания.

– Смерть – живучий обычай, побороть его трудно.

Нильс жестикулировал – вздымается кулак, большой палец тычет через плечо. Он указывал на череп. И я сразу понял, догадался, что большой и грубый костяной экспонат, помещенный у стены, создали они, что именно близнецы-демонологи – с виду неприметные ребята – сформировали облик, фактуру и дух всего этого места. Их замысел, от и до – и атмосфера, и течение здешней жизни, и само строение, утопленное в землю, и каждая деталь внутри него.

Все стенмарковское.

Это их эстетика – изоляция, скрытность, вещи, показавшиеся мне столь зловещими и бесплотными. Пустые коридоры, цветовая палитра, двери, то ли ведущие в кабинеты, то ли нет… То и дело заходишь в тупик, время замирает, смысл ускользает, никто ничего не объясняет. Я подумал о телеэкранах, что появляются и исчезают, о немых фильмах, о манекене без лица. Подумал о своей комнате, пугающе безликой, комнате вне пространства – такой ее задумали и спроектировали, – о других подобных комнатах (сколько их – пятьсот? тысяча?) и, представив их, вновь почувствовал, что сам умаляюсь, размываюсь. А еще покойники, или вроде бы покойники, или кто они там – словом, криопокойники – стоят в своих капсулах. Да, это искусство, уникальное, существующее только здесь.

Братья изменили манеру выступления – теперь они обращались не к записывающим устройствам, а непосредственно к аудитории, состоявшей из девяти человек, мужчин и женщин.

– Мы провели здесь шесть лет, никуда не выезжали, погрузились в работу. Потом съездили домой – ненадолго, но остались довольны и с тех пор катаемся туда-сюда.

– А когда придет время…

– Есть что-то неотвратимое в этих словах.

– А когда придет время, оставим навсегда наш мирный северный край и приедем в это пустынное место. Старые, хилые, хромые, еле волоча ноги – приедем, чтобы подвести окончательный итог.

– И что же мы получим здесь? Гарантии, более надежные, чем некая неописуемая жизнь после смерти, которую сулят мировые религии.

– А нужны нам гарантии? Почему бы не умереть просто так? Потому что мы люди и нам нужно за что-то ухватиться. В данном случае не за религиозную традицию, а за науку – настоящего и будущего.

Они говорили тихо и задушевно, без всякого позерства и больше обращались друг к другу, чем во время предшествовавшего диалога. Слушатели умолкли, застыли.

– “Готов умереть” не означает “согласен исчезнуть”. Пусть разум и тело говорят нам: пора оставить этот мир. Мы все равно будем за что-то хвататься, цепляться и царапаться.

– Два упрямых клоуна.

– Погруженные в прозрачный раствор, мы будем трансформироваться, клетка за клеткой, и ждать, когда настанет время.