Номад (СИ)

Все прошло на удивление быстро. Если не считать моей девушки и «засланных казачков» из издательства, на встречу пришло одиннадцать человек. Я представился, вкратце рассказал о сюжете, поведал историю создания книги (разумеется, умолчав о главенствующей роли НОМАДа). Затем следовали вопросы из зала, вполне ожидаемые, в меру каверзные и, что приятно, вызвавшие во мне ощущение гордости. Я поймал себя на мысли, что мне хорошо здесь, среди всех этих людей. Вика взирала на меня с восхищением, Наташа — с обожанием, а Виталий Борисович, который оказался полным дядькой лет сорока, — с уважением.

Книг купили немного, всего семь, зато обещали обязательно рассказать обо мне друзьям и знакомым.

В какой-то момент мне захотелось, чтобы здесь оказался Марк Гугения. Сел на краешек стула где-нибудь в последнем ряду, достал из-за пазухи жирный беляш и кружку с чаем… Я бы обязательно подарил ему экземпляр (я не был уверен, что могу это делать, но все же) и сказал что-то вроде:

— Без тебя этой книги бы не было.

Но вместо Марка в конце встречи ко мне подошел Виталий Борисович, точнее…

— Лайам Аврельевич, — представился дядька, которого я по ошибке принял за моего телефонного наставника. — Я начальник Виталия Красинского, директор издательства «Вектор».

— О, очень приятно! — Я пожал руку Лайаму и почему-то тут же сник.

— Ты молодец, Ян! Так держать! — сказал он.

Мне никогда не нравились люди, обращающиеся к незнакомцам на «ты», особенно если этот незнакомец для них — я. Сразу чувствуешь себя подростком, который заигрался во взрослого дядю, и его раскусили.

— Рад, что вам понравилось, — ответил я, провожая взглядом последнего посетителя, запоздало понимая, что он говорит не о книге, а о проведенной встрече.

— Новую уже начал? — Лайам Аврельевич не спрашивал. Он утверждал.

— Да, конечно, — как можно более невинно ответил я, выравнивая стопочку книг.

— Тоже пришельцы? — не унимался босс моего босса.

Нет уж. Хватит с меня пришельцев.

— Не совсем, — уклончиво ответил я. — Романтика, приключения…

Честно говоря, я понятия не имел, о чем будет моя следующая книга. Не помогла даже шоковая терапия в виде красного одутловатого лица нависшего надо мной Лайама Аврельевича. Все опять упиралось в идеи, которые я не мог генерировать, должно быть, просто по своей природе. Мне нужна была подсказка. Мне нужен был НОМАД.

Впрочем, Лайам Аврельевич считал, что просто обязан дать мне творческого пинка.

— Какая романтика? Какие приключения, Ян?! — воскликнул он. — Если хочешь удержаться на плаву, надо давать людям то, что они хотят читать!

— И что же они хотят читать? — наивно спросил я, но вопрос прозвучал как издевка.

— А ты современников своих почитай, Монастырский! — Директор издательства вытаращил из без того торчащие из орбит глаза. — Данилевского, Рубинштейна! Тех, кто бабло зашибает. Зомби-апокалипсисы там всякие, вон «Самоубийство в восточном экспрессе» хорошо расходится.

Самоубийство… Я содрогнулся. Хорошо Рубинштейну, он наверняка сочиняет из головы. Я же пишу по горячим следам, испытав все на своей шкуре. Хотелось крикнуть это в лицо Лайама Аврельевича, но тогда, боюсь, моя карьера писателя закончилась бы, не успев начаться.

— Вот аванс, — сказал мужчина и бросил на стол конверт. — Ты уж не подведи Виталия Борисовича, Монастырский. Он многое на тебя поставил.

Я не притронулся к конверту. Мне хотелось узнать, почему Виталий Красинский не пришел на встречу, но вместо этого я просто ждал, пока Лайам Аврельевич уйдет. Сложно было представить себе более неприятного человека, который, как оказалось, может оказывать сильное влияние на мою судьбу. От таких людей я всегда невольно дистанцировался, хоть и выполнял их указания.

И все-таки это был хороший день. Начало новой жизни. Отправив Вику на пары, я вернулся домой, сварил себе кофе в турке (подумав, что на полученный аванс надо будет купить себе кофемашину), а после вытащил из-под дивана покрывшуюся пылью инструкцию, которую я зашвырнул туда в порыве гнева.

Раскрыл, полистал и отложил.

— Вначале нужно понять, что ты ищешь, — сказал я своему отражению.

Терпеливо выслушав потустороннюю трель своего диал-ап модема (где-то я прочитал, что этот звук означает рукопожатие между модемами, и мне крайне понравилась эта идея), я углубился в Рустернет в поисках современных писателей. Разумеется, первыми отовсюду повылазили творения Данилевского и Рубинштейна.

— Почитай современников, Монастырский! — передразнил я голос Лайама Аврельевича и улыбка заскользила по моему лицу.

Отыскав с десяток молодых и не очень писателей нашего времени, я принялся выписывать в блокнот самые яркие из их идей. Изюминки, ключевые моменты, которые делали книги коллег — да, коллег! — особенными и, как любят говорить издатели, продаваемыми.

В итоге у меня получился такой список:

«Рубинштейн: зомби, много крови, детальное описание процесса поедания мозгов.

Октовейн С.: стимпанк, мир паровых двигателей.

Мангустович: хищные растения, тропики, сокровища, в духе „Фронтианы Джойс“.