Номер 10

— Вот, послушай, — сказал Малкольм Блэк. И прочел вслух: — «Когда существовали общие угодья, бедняки могли пасти ослов, свиней или гусей, а у детей и молодежи было место, чтобы развлечься и побыть на воздухе; однако все это постепенно уходит в небытие. Заработки рабочих падают, а молодежь, лишенная своих мест увеселения, идет в пивные».

— Или в притоны с крэком, — пробормотала Ханна. — Мал, зачем ты помогаешь Моргану с этими заданиями? Разве это не обязанность его родителей?

— Мальчик изучает социализм, — ответил Малкольм. — Эд и Адель ничего не смыслят в этом предмете.

Ханна положила голову на его широкую грудь и вздохнула:

— Какую из этих записок ты закончишь?

— Возможно, все три, — засмеялся он.

— Я обоснуюсь и деревне, а ты, когда станешь премьер-министром, сможешь приезжать ко мне и к детям, если они заглянут на выходные, правда?

Малкольм сказал, что, по его мнению, это очень дельная мысль.

Автомобиль Али въехал в ворота на Даунинг-стрит по разрешающему жесту коллег Джека. Дверь в дом Помер Десять отворилась и быстро впустила премьер-министра с клеткой и руках, Джека и Али. Джек получил инструкции провести премьер-министра прямиком наверх, а Али оставить на попечение офицера безопасности, которая представилась как миссис Поллок.

Увидев премьер-министра, Александр Макферсон загоготал:

— Боже мой, Эд, у тебя вид дешевой шлюхи. Оскорбленный премьер-министр опрометью кинулся и ванную и хлопнул дверью.

— Полегче с ним, Макферсон, — сказал Джек, — эта женщина на грани нервного срыва.

Наутро Эстель спустилась в гостиную и застала отца разговаривающим с самим собой.

— Я ведь не обязан дальше тянуть лямку, Пит? — вопрошал премьер-министр.

Тут Эстель поняла, что он обращается к птичьей клетке, в которой сидел потрепанный попугайчик цвета ее любимого бледно-голубого карандаша.

Отец сообщил, что попугайчика зовут Питер.

Клетка была мятая и ржавая, по через несколько часов Питера переселили в повое жилище, предоставив в его распоряжение то. что владелец зоомагазина на Пимлико назвал «новейшими аксессуарами для волнистых попугайчиков".

После обеда Эстель, забравшись с ногами в кресло, пристально наблюдала за Питером, пытаясь угадать, сколько ему лет. Поданным из Интернета, попугайчики живут от шести до девяти лет. Эстель подумала, что у Питера усталый и замученный вид, почти как у людей среднего возраста, которые окружают ее в ее собственной клетке на Даунинг-стрит. Она приказала себе не грустить, готовясь ко дню, когда он умрет. Умирают все: люди, цветы, птицы, рыбки, мамы и папы, дети и собаки, звезды и деревья. В конечном счете, подумала Эстель, что бы мы ни делали, это ничего не изменит.

Однажды она сказала об этом матери, по Адель ответила, что экзистенциализм не повод отлынивать от домашней работы. Мама сказала, что папа — хороший пример человека, который что-то меняет, оп уже изменил лицо британской политики.

Морган проспал до полудня, потом влез в камуфляж, натянул сапоги п пошел вниз поздравить отца с возвращением. Бедный папа разбирался в груде официальных красных папок, по, увидев Моргана, отложил ручку; протянул руку и сказал:

— Морган, дружище, как дела, сын?

Морган ударился коленями об угол стола, спеша в объятия к отцу.

— Ну, как в бункере, папа? Круто?

— Я очень много нового узнал о себе, Морган, — ответил премьер-министр.

— Например? — спросил Морган. Премьер-министру очень хотелось поведать Моргану о людях, с которыми он встретился, о местах, которые видел, о пережитом. Вместо этого он ответил:

— Я тебе просто скажу, Морган, Великобритания готова к худшему из сценариев.

— Папа, ты говоришь как политик, — сказал Морган.

— Но я и есть политик, дружище, — улыбнулся премьер-министр.

— Политик, у которого нет своей политики, — пробормотал Морган.

— Не говори глупостей, Морган, у меня весьма четкая политическая философия, — сказал премьер-министр.

Морган взволнованно возразил:

— У тебя ее нет, папа. Я изучал твои речи, искал признаки ясного социалистического мировоззрения, но ничего не нашел. Ты как эти священники, которые никак не могут решить, то ли Бог есть, то ли его нет. Если не уверены, значит, пора оставить церковь и заделаться социальными работниками или чем-то в этом роде.

Премьер-министр встал и смел со стола красные папки — они с грохотом посыпались на пол.

— Я социальный работник этой страны, Морган, — объявил он. — Я всё для всех. Я вижу все точки зрения. Пытаюсь всех осчастливить. И когда ты, так сказать, немного повзрослеешь, возможно, и ты поймешь всю сложность и двусмысленность современной политики.

Морган подобрал папки и водрузил их обратно на письменный стол.

— Нашей семье не помешала бы помощь социального работника.

Премьер-министр выбрался из-за стола и изрек:

— Семья — самое важное в моей жизни.

— Неправда, папа, — страстно возразил Морган. — Мы где-то между Африкой и Ближним Востоком. Ты принес нас в жертву, когда победил на выборах. А ведь мы могли быть нормальными, папа, пойми, просто нормальными!

— Я хотел стать твоим героем, Морган.

— Все мои герои умерли, кроме одного, — печально сказал Морган.