– Твой комик нес такую херню, – продолжил сэр Питер. – Ни одного смешка из публики не выжал. Похоже, никто не понял, зачем он вообще вылез на сцену.
– Нас упомянул?
– О да. Прошелся по всей семье, никого не забыл.
– Наглец! Надеюсь, ты не допустишь, чтобы это сошло ему с рук.
– Нет, не допущу. – Сэр Питер взял со стола чистый нож для мяса и задумчиво погладил острое лезвие. – У меня свои виды на мистера Кверки. И я намерен пообщаться с ним на сей счет прямо сейчас.
С ножом в руке сэр Питер попытался подняться, но он слишком много выпил, и когда Жозефина дернула отца за рукав, этого хватило, чтобы удержать его на месте.
– Не думаю, что нужно устраивать сцену на торжественной церемонии.
– Какую сцену?! У меня и в мыслях не было. – Сэр Питер тяжело задышал. – Я скажу тебе, что я собираюсь сделать с этим уродом. – Его большие глаза навыкате пылали решимостью. – Я собираюсь взять его на работу.
–
– Ты меня слышала. Я дам ему колонку, пусть строчит.
– О-о, сиди спокойно. Ты перебрал.
– Может, я и нажрался, но я знаю, что говорю. Если хочешь уничтожить своего врага, ты не лезешь в драку с ним. Ты его поглощаешь. «Эй, Райан, – скажем мы ему, – иди к нам. Мы и не думали на тебя обижаться, старина. Мы просто обожаем твои хохмы. Приходи, поработай с нами». Отвалим ему пару сотен кусков в год за тысячу слов в неделю, и все увидят, что он пишет для нас, и решат, что не такие уж мы бяки, в конце концов.
Жозефина послушно, заботливо, стараясь не уронить папашу, помогла ему подняться. Сэр Питер, спотыкаясь и пошатываясь, двинул к столу номер 11. То ли по старческой забывчивости, то ли потому, что был пьян, то ли по обеим причинам он по-прежнему сжимал в руке мясной нож и даже размахивал им – агрессивно, глядя со стороны, – приближаясь к ни о чем не подозревающему Райану Кверки, увлеченному беседой с молодой поклонницей в платье с глубоким вырезом. Но подойти вплотную к столу, за которым сидел комик, сэру Питеру так и не удалось. Внезапно он почувствовал, как его вежливо, но крепко берут под локоть, и перед ним как из-под земли вырос широкоплечий подтянутый человек средних лет, а пятеро других гостей, почти один в один похожие на первого, преградили ему путь, взяв сэра Питера в кольцо.
– А теперь, сэр Питер, – обратился к нему старший инспектор Кондоуз, – полагаю, будет неплохо, если вы отдадите нам вот это.
– О чем это вы? Кто вы такие, вашу мать? Пошли прочь.
– Отдайте нож и пройдемте с нами, не стоит поднимать шум.
Полицейские сузили кольцо вокруг сэра Питера. И тут вмешался Натан, настоятельно постучав пальцами по плечу старшего офицера:
– Старший инспектор Кондоуз, что вы делаете?
– Не сейчас, Пилбим. Разве не видите, что мы заняты?
– Но, сэр, мы же договорились не предпринимать поспешных…
– Проехали, Пилбим, я веду этого человека на допрос. Аркрайт, помещение для прессы готово?
– Помещение для прессы? Но его нельзя там допрашивать. Как вы его приведете туда, где берут интервью у лауреатов премии? Там полно фотографов и теле камер.
Полицейские, освободив сэра Питера от ножа и заломив ему руки за спину, начали подталкивать его к выходу; арестованный упирался. Натан предпринял отчаянную попытку:
– Со всем уважением, сэр, но нам нечего предъявить сэру Питеру, абсолютно нечего.
–
После чего Кондоуз поспешил вдогонку за группой офицеров, уводивших сэра Питера – окончательно обалдевшего и более не сопротивлявшегося, – из обеденного зала туда, где сбились в стаю представители СМИ. Мало кто из гостей заметил арест сэра Питера, что, впрочем, неудивительно: операцию провели быстро и четко, а помыслы большинства в зале были целиком заняты грядущим десертом.
– Натан, дорогой, все в порядке? – спросила Люсинда, когда он вновь сел за стол. – Ты выглядишь взволнованным.
И верно, он был очень взволнован: иначе от слова «дорогой» – первого вербального выражения нежных чувств со дня их знакомства – он бы сомлел и растаял. В данных же обстоятельствах он едва ли не пропустил это слово мимо ушей.
– Меня отстранили от дела. И боюсь, старший инспектор Кондоуз наломает дров. А сколько работы проделано… – Натан грустно вздохнул: – Ужасный вечер.