«Номер один»

— Ты только что сказал, что меня можно использовать вместо журнального столика.

— Не тебя.

— А кого?

— Одного из конкурсантов.

— Кого именно?

— Любого конкурсанта, гипотетического конкурсанта. Это один из примеров моей резкой критики.

— Где?

— «Если бы ты был дубовее, тебя можно было бы использовать вместо журнального столика». Дубовее. Дубово петь. Это шутка.

Кельвин помолчал, очевидно прокручивая идею в голове.

— А-а, понятно, — наконец сказал он. — Ну, удачи, приятель.

— Хм, спасибо.

Ужинали они в молчании, и Родни всю дорогу пытался понять, удалось ли ему продвинуть свою идею. Кельвин решил сменить тему. Он не собирался говорить за ужином о своих планах на бывшую подружку Родни, но поскольку ничего лучшего не придумал, то решил сказать сейчас.

— Кстати, я возвращаю Иону.

Родни поперхнулся вином.

— Пожалуйста, не говори, что ты удивлен.

Для Кельвина это был самый очевидный ход на свете. Столько драмы, столько напряжения. Столкновение будет мучительно болезненным.

— Ты ведь понимаешь, что я должен это сделать, не так ли, Родик? В смысле, вы были парочкой, а потом ты ее бросил и все такое. Великолепный сюжет. Она возвращается на прослушивание и снова оказывается перед человеком, с которым раньше спала. Просто потрясающе. К тому же не стоит забывать, что ей нужно вернуться и пройти прослушивание, ведь в прошлом году она никуда не продвинулась. Нет, Родик, здесь тебя с крючка отпускать нельзя. Только не после всех твоих обещаний.

По выражению лица Родни Кельвин понял, что тот прекрасно понимает, куда он клонит. В конце концов, Кельвин и Берилл жестко опустили Иону вместе с ее группой, в то время как Родни перед всеми зрителями объявил, что собирается сделать из них звезд. Возвращение Ионы на прослушивание в шоу «Номер один» продемонстрирует, что Родни не сделал ее звездой.

— Кельвин, — запинаясь, произнес Родни. — Мне бы очень не хотелось, чтобы ты…

— Ой, Родни, да ладно тебе. Ну да, мы с Берилл тебя немного подразним, ну и что такого? Одной из постоянных тем шоу «Номер один» являются невыполненные обещания и безумные предсказания. Каждую неделю кто-нибудь мрачно сообщает какому-нибудь невинному конкурсанту с выпученными глазами, что тот сможет продать множество записей, и зрителям наплевать, что большинству из них это не удается. Вот что я скажу, дружище. Подумай: ты хочешь быть гадким, тогда как тебе такая мысль: мы ее возвращаем, а ты говоришь, чтобы она избавилась от своей паршивой группы. Жуткая драма, и ты будешь выглядеть очень круто.

Кельвин смотрел на Родни, пока тот обдумывал эту мысль.

— Да. Думаю, ты прав, — наконец сказал он.

— Это моя работа.

— То есть я несгибаемый профессионал. Предположим, между нами что-то было, но это в прошлом…

— Двигайся дальше, детка. Я уже все забыл.

— Точно. Двигайся дальше.

— Иди вперед.

— Нельзя строить будущее, если живешь прошлым.

— Ни за что.

Родни все больше воодушевлялся.

— Значит, если она вернется одна, мы дадим ей еще одну возможность?

— Вот именно, и ты можешь показать, насколько ты крут, когда устроишь своей бывшей подружке, с которой ты в прошлом году был почти помолвлен, очень, очень тяжелую жизнь.

На лице Родни вновь отразились сомнения.

— Очень, очень тяжелую жизнь? — нервно переспросил он.

— Отличный сюжет, Родик. Отличный сюжет.

Мимолетное увлечение

На следующее утро Кельвин, Родни и Берилл сидели плечом к плечу в заднем отсеке частного самолета, кружащего высоко над Бриз-Нортоном. Они сидели так близко друг к другу, потому что передний отсек самолета занимала съемочная группа, состоявшая из оператора, звукооператора, девушки-монтажера, костюмерши, гримерши и режиссера. Трент и Эмма, главные отборщики, тоже были здесь, ведь именно их работа заключалась в том, чтобы собрать воедино отснятый за день материал. Они выкрикивали последовательность «перелетов», честные, драматичные кадры которых показывали трех судей, усердно рыскающих по стране день за днем, неделю за неделей, в поисках потенциальных победителей шоу «Номер один», несформировавшихся молодых талантов, которых они станут наставлять и превратят в суперзвезд.

Они находились в воздухе уже около девяноста минут, и, хотя их самолет ни разу не удалился больше чем на двадцать миль от Бриз-Нортона, они уже посетили Глазго и Ньюкасл и сейчас как раз вылетали из Манчестера.

— Отлично, — крикнул Трент из окружавших его кабелей, планшетов, ноутбуков и костюмов. — Мы вылетаем из Манчестера и направляемся в Бирмингем. Вы можете пересесть? Берилл и Родни меняются местами.

— Зачем нужно пересаживаться? — пожаловалась Берилл, потому что самолет был маленький, двигаться в нем было неудобно, и трем судьям приходилось слишком сильно прижиматься друг к другу, пересаживаясь то туда, то сюда.

— Потому что это другой день, Берилл.

— Это мне известно, Трент. Представь себе, я знакома с телевизионными трюками.

— Да, конечно, Берилл, я…

— У тебя есть «Эмми»? Не думаю, угадала? А у меня есть «Эмми», даже две чертовы «Эмми», дорогуша, поэтому не нужно говорить со мной о том, как снимать сюжеты.