Нора Вебстер

Она легла на тахту и заснула. Когда проснулась, было темно. Она спустилась и увидела, что Джози накрывает стол на четверых.

– Кого-то ждешь? – спросила она.

– Я позвала Кэтрин. Она скоро будет.

– Не хочу видеть Кэтрин.

– Неважно, что там хочешь, не хочешь. Причешись и переоденься, я пригласила и твою подружку Филлис. Нельзя же все время спать.

* * *

Еще одна машина подъехала, когда покончили с основными блюдами. Нора подошла к окну и увидела Уну.

– Это Уна. Она должна сидеть с Конором, – сказала она.

– Конор остался с Фионой, не беспокойся о нем, – ответила Джози.

Уна вошла, села за стол, и тетушка заново наполнила стаканы. Нора перебралась в кресло и задремала, убаюканная оживленными голосами. Проснувшись, обнаружила, что говорят о ней.

– Она была просто демоном, – сказала Кэтрин. – Иначе не выразишься.

– Правда? – спросила Филлис.

– А потом встретила Мориса. И после первого же свидания стала другим человеком. То есть в овечку не превратилась, нет, но изменилась.

– По-моему, она была счастлива, – сказала Уна.

– Мориса любила без оглядки, – кивнула Кэтрин.

– Что да, то да, – сказала Джози.

– Но демоном бывала все равно, – продолжила Уна. – Помните, как она с мамой не разговаривала? Мы все жили вместе, и она не говорила с ней и не смотрела на нее.

– Прекрасно помню, – ответила Джози. – Мы с тетей Мэри, упокой Господи ее душу, чуть не рехнулись от этого.

– А почему она с ней не разговаривала? – спросила Филлис.

– У Мориса был брат, который умер от туберкулеза, – принялась объяснять Кэтрин. – Милый мальчик, очень жаль, и я не знаю, кому об этом сказала мама, но с кем-то она поделилась – дескать, боится, что и у Мориса туберкулез, а Нора только начала с ним встречаться. Во всяком случае, речь шла о Морисе и туберкулезе. А тот человек сказал еще кому-то, а дальше уже передали Норе. И она вбила себе в голову, будто мама по всему городу распространяется о Морисе, его родне и туберкулезе, – взяла и перестала с ней разговаривать.

– Если закусит удила, ее ничем не проймешь, – сказала Кэтрин.

– А потом, – продолжила Уна, – об этом прослышал отец Куэйд. Он был очень дружен с мамой, потому что она состояла в хоре и часто пела в соборе. Он спросил у нее, она подтвердила. Тогда он ближе к Рождеству подкараулил Нору, велел прекратить эту чушь, и они договорились, что она поздравит маму с Рождеством и на том все кончится.

– Как камень сняли с души, – сказала Уна. – По-моему, всему городу стало легче – по крайней мере, нашим знакомым.

– И что было дальше? – спросила Филлис.

– Она дождалась, – ответила Кэтрин, – когда мама нагнется вынуть из духовки индейку, наклонилась и пожелала ей счастливого Рождества, но выглядело так, будто она желает счастливого Рождества ее заднице.

– Я, помню, чуть не взорвалась, – сказала Уна.

Нору начал разбирать смех.

– Смотрите, она не спит, – заметила Филлис.

– Мы как раз о тебе говорили, – сказала Кэтрин.

– Я слышала каждое слово, – ответила Нора.

* * *

Ночной сон восстановился, и Нора вернулась на службу. Боль медленно отступала. О случае в спальне она никому больше не сказала. Возможно, как рассудила Джози, это и правда был сон. Но он казался чем-то бóльшим. Ночами, когда она гасила свет, ее утешала мысль о том, что Морис недавно и так явственно побывал в спальне. Она старалась ничего ему не нашептывать, но не могла удержаться и от собственного шепота словно засыпала быстрее и спала беспробудно.

На работе ей не терпелось уйти домой и в одиночестве побыть в заново обставленной комнате. Она набрала в библиотеке книг, разжигала по вечерам камин, включала свет и читала или просто сидела, не думая ни о чем. Ей нравилось, когда Фиона уходила и она оставалась одна с Конором; тот делал в передней комнате уроки, а потом приходил в дальнюю, садился на диван и перебирал свои фотографии или читал журналы и руководства, которые дал ему Донал. Конор почти не замечал музыки в отличие от Фионы – ее она часто раздражала. Норе казалось, что он увязывает музыку с уютом или отсутствием напряжения, но иногда замечала, что он изучает ее и взгляд его тревожен. Она подумала, что он останется таким навсегда и превратится в дерганого мужчину, который повсюду ищет предвестников какой-то беды.

* * *

Однажды в Дублине она наткнулась на распродажу грампластинок в магазине “Мэй” у парка Сант-Сти-венс-Грин – большую коллекцию от Deutsche Grammophon предлагали по цене меньше фунта за штуку. Она купила, сколько смогла унести. С Фионой и Айной, с которыми она встретилась в Национальной галерее, она выбрала в сувенирном магазине гравюры для задней комнаты. Отдаст оправить их в рамки, когда вернется к себе. А потом позовет кого-нибудь, способного забить в стену гвоздь, и развесит.