Норвежский лес

– Этот санаторий – предприятие не прибыльное. Поэтому и расходы относительно невелики. Один человек пожертвовал землю. Раньше вся эта территория была его дачей. Еще лет двадцать назад. Видел старый особняк?

– Видел, – сказал я.

– Тогда других построек не было. Он собрал здесь больных и устроил групповую опеку. Зачем ему это понадобилось? Его сын страдал душевным расстройством, и один врач посоветовал ему попробовать такой метод. Теория сводилась к том у, что если жить в уединении, помогая друг другу, физически работать под контролем врачей, с помощью их советов – можно вылечивать некоторые душевные заболевания. Вот так все и началось. Постепенно расширялись, получили юридический статус, обзавелись полями, пять лет назад построили спортзал.

– И как – лечение оказалось эффективным?

– Да. Конечно, не панацея, некоторым не помогает, но немало людей, кого в других местах считали безнадежными, вышли отсюда здоровыми. Самое ценное здесь – все друг другу помогают. Люди понимают собственную неполноценность и стараются друг друга поддерживать. В других местах все иначе. К сожалению. В других местах врач – это врач, больной – это больной. Пациент ждет от врача спасения, и врач его спасает. Мы же здесь спасаем друг друга. Мы – зеркало друг друга, а врачи – наши товарищи. Они рядом, они приходят нам на помощь, когда считают это необходимым. Однако бывают случаи, когда мы спасаем их. Когда разбираемся в чем-то лучше. Например, я даю одному врачу уроки игры на пианино, а еще один пациент учит медсестру французскому. Среди больных немало талантливых профессионалов. Поэтому здесь все мы равны. И пациенты, и персонал, и даже ты. Пока ты здесь, ты – один из нас. Я помогаю тебе, а ты – мне. – И Рэйко расправила морщины на лице в доброй улыбке. – Ты помогаешь Наоко, а она – тебе.

– Что мне нужно делать? Конкретно?

– Во-первых, самому хотеть помочь и считать, что кто-то должен помочь тебе. А во-вторых, быть честным. Не лгать, ничего не замалчивать и не скрывать то, что тебя беспокоит. Только и всего.

– Постараюсь, – сказал я. – А почему вы живете здесь семь лет? Сколько мы беседуем, я не заметил ничего странного.

– Это днем, – мрачно обронила Рэйко. – А ночью – конец всему. С приходом темноты у меня выступает пена и я катаюсь по полу.

– Что, правда? – спросил я.

– Враки. С какой бы стати? – изумленно замотала она головой. – Я уже вылечилась. В настоящий момент. Просто мне нравится жить здесь и помогать выздоровлению других людей. Преподаю музыку, выращиваю овощи. Все – как друзья. С другой стороны, что у меня есть во внешнем мире? Мне уже тридцать восемь, скоро сорок. В отличие от Наоко. Ну, уеду я отсюда, никто меня не ждет, податься некуда – ни друзей, ни приличной работы. К тому же, я провела здесь целых семь лет. Что творится в мире – совсем не знаю. Ну, конечно, время от времени я читаю в библиотеке газеты. Но ни разу за все годы не отлучилась от этого места ни на шаг. Допустим, уйду я отсюда, и что?

– Может, откроется новый мир? – предположил я. – Есть смысл попробовать.

– Может, ты и прав, – сказала Рэйко, теребя в руках зажигалку, – но дело в том, Ватанабэ, что у меня есть на то свои причины. Если хочешь, как-нибудь расскажу.

Я кивнул.

– А как Наоко, ей лучше?

– Да, мы так считаем. Первое время она была в таком смятении, что мы за нее сильно переживали. Сейчас успокоилась, уверенно разговаривает и может спокойно выражать свои мысли… Одним словом – на пути к выздоровлению. Однако ей нужно было начать лечение намного раньше. Симптомы появились, когда умер Кидзуки. Об этом должны были знать и ее семья, и она сама. К тому же… семейные обстоятельства…

– Какие обстоятельства? – удивился я.

– А ты не знал? – в свою очередь, еще больше удивилась Рэйко.

Я помотал головой.

– Тогда спроси об этом у Наоко сам. Так будет лучше. Она о многом собирается честно тебе поведать. – Рэйко еще раз помешала ложечкой кофе и сделала глоток. – И еще. Есть одно правило, о котором лучше сказать тебе сразу: вам с Наоко нельзя оставаться вдвоем. Такие порядки. Наедине с посетителем оставаться запрещается. Поэтому постоянно требуется присутствие наблюдателя – то есть, меня. Так что извини, но с этим придется смириться. Хорошо?

– Хорошо, – улыбнулся я.

– Но ты не стесняйся. Разговаривай с Наоко о чем захочешь, и не обращай на меня внимания. Я знаю о вас, пожалуй, все.

– Все?

– Почти, – ответила она. – Ну а как иначе? Мы ведь проводим групповые сессии, поэтому знаем друг о друге много разного. К тому же, постоянно беседуем с Наоко наедине. Здесь особо скрывать нечего.

Я пил кофе и смотрел на лицо Рэйко.

– Если честно, я не совсем понимаю, правильно ли поступил по отношению к Наоко в Токио. Долго об этом размышлял, но до сих пор не могу дать себе ответ.

– Этого не знаю ни я, – сказала Рэйко, – ни Наоко. Вы сами должны это обсудить и понять. Ведь так? Что бы ни происходило, все – к лучшему. Лишь бы вы понимали друг друга. А о том, правильно это или нет, можно подумать после.

Я кивнул.