Читаем Носитель судьбы полностью

Носитель судьбы

Хорлейф-Полынь не заставляет просить себя дважды, и вот сидим, как группа друзей, похлопывая друг друга по спинам и щедро разливая вино. В оловянных кубках не видно, сколько налито, а потому мы едва смачиваем губы, наполняя посудину Хорлейфа до краев, а потом покупаем еще и морской мед с пряностями. А когда он не смотрит, я пару раз доливаю ему восьмидесятипроцентной ракии из фляжки.

Эффект приходит где-то через час. Я не слишком умею читать в странных ореховых глазах стражника, но Грюнальди склоняется к нему, чтобы стукнуться кубком, а потом поглядывает на меня и чуть кивает.

— Я много странствовал по миру и не слышал о таких страшных воинах, как Братья Древа. Из того, что я знаю, никто о них не слышал. Самые страшные — это ниндзя или ужасные апачи, не говоря уже о юсмаринерс. Это их боятся люди и бегут с поля битвы при одном их виде. Но о вас не слышал никто, и потому я полагаю, что ты хвастаешься зря, — делаю я попытку.

Примитивно, но отчего бы и нет?

Хорлейф тычет в меня пальцем, и кончик его мечется между одним и другим моим глазом, будто он не может решиться.

— Ты… как там те… не знаешь, что говоришь. О нас не рассказывают за пивом… Мы не идем в битвы. Убиваем вожжей… И нет битыф-ф-ф. Мы — владыки нотси. Но — ш-ш-ш…

Он не говорит ничего больше, но картинка делается четче. Пока что как гипотеза.

— Легко говорить так, когда сидишь за стенами крепости.

Он машет пальцем, но я не понимаю, он не хочет говорить или просто не соглашается. Грюнальди тянется за кувшином, чтобы долить земляку, я удерживаю его движением руки. Мужик уже идет по острию — слишком легко перебрать, и информатор сляжет в три секунды. Я меняю тему:

— Я видел уже немало городов, странствуя по миру. Скажи мне, чем Сад отличается от всех? Есть и больше, и куда крепче защищенные.

Он медленно протягивает руку в мою сторону, словно хочет схватить меня за рубаху, но только цепляется за столешницу.

— Братья… С-сад — он од’н… нет другого такого места. Тут всякий может быть свободен, пон’маешь? У м’ня были деччи… когда-то… — показывает ладонью невысоко над землей, а глаза его стекленеют. — Одного забрала б’лезнь. П’нимаешь?! П’нимаешь это?! Т’кой маленький. В Саду есть знахари… Умеют лечить ис’ством со всего мира и песнями богов. У нас была только баба. И ее песни ничего не дали. Умер мой Хоргальди… А когда бы был здесь, то не умер бы. Второго убили. А тут бы он ж’л. Ж’л бы. Потом’што тут не убивают ради дурости. И моя мал’нькая Ильва, похители, когда было ей всего дв’надцать зим… Потому мы станем стер-р-речь. Пон’маешь?! И я тут не боюсь. Потому что… — склоняется в мою сторону, — я в’дел, куда уйду, если умру за Сад. И иногда я м’гу туда войти и увидеть. Потом’што тут песни богов — это пр’вда. В урочищах не спят, а т’лько лечат, и сражаются, и помогают. И есть еще тот, другой, Сад, к’да мы фс-се идем. Не в Океан Огня, чт’бы сражаться за добро и зло, и не на луга Д’лины Сна. Не в землю, чтобы стать з’млей как амитраи. Но в Сад, где с’нце, и плоды, и дев’шки, и все: и Хоргальди, и Хорлунд, и Ильва. Потому н’кто нас не поб’дит, Братьев Древа, пот’му что мы не боимся см’рти.

А потом он засыпает. Голова опадает на грудь и становится понятно, что мы немного от него узнаем. Но я и так уже почти все понял.

— Вот сукин сын… — бормочу. — Он нашел свою сказку, и это вовсе не «Сердце тьмы».

— Он бредил, — выносит приговор Спалле. — Столько доброго пива зря.

— Найди каких-то стражников и шепни им, что важный человек из Братства Древа слегка перепил «У Кракена» и нужно доставить его домой.

— Мы тоже возвращаемся?

— Нет. Мы идем в квартал измененных, чужеземцев и чужаков. Идем в Каверны.

— Ты что-то долил ему? Я никогда не видел, чтобы некто напивался так быстро.

— Домашней ракии. Из моей страны. У нас ее пьют, чтобы стало приятно.