Носитель судьбы

Багрянец поднялся из-за стола и отворил двери примитивной печи, а потом, забросив внутрь несколько полешек и кусков древесного угля, принялся раздувать жар.

– Улле болеет морозным тифом, – сказал он. – Лежит в бане, укутанный шкурами, но холод все равно жрет его изнутри. Его глаза смотрят внутрь, а говорит он языком бреда. Мы жжем зелья во всем доме, но все равно его жена и сыновья уже лежат в ознобе. В этот дом приходит достаточно чужеземцев и достаточно путников. Приносят травы, коренья и орехи, благовония, смолу, яды и красители. Магические субстанции, которые получают из деревьев, червяков, морских созданий, животных и растений. Каждый знает, что Вяленый Улле торгует тем, что пахнет далекими краями. Одно лечит, другое красит материю и кожи, приправляет мясо и не позволяет тому стухнуть, следующие улучшают вкус напитков, приносят радость, приятный запах или усмиряют печаль. Дорогие вещи. Для богатых. Все происходят издалека. И те, которые их приносят, тоже происходят издалека, и порой несут с собой болезни Юга. Я сам с Юга и умею их лечить. Если бы не я, Улле и его семья уже бы вымерзли изнутри. Здешние знахарки умеют лишь катать по больным чаячьи яйца, растирать морским салом, поить юшкой из перечника и отпугивать болезнь бубном. И брать серебро. Да, это они умеют. Но я, Багрянец, знаю, что нужно ему дать. И не беру за это серебра, потому что он дал мне крышу на зиму.

Внутри печи вспыхнуло пламя, затрещал огонь, расцветил комнату оранжевыми отблесками. Багрянец выпрямился.

– Грюнальди, отвори дверь, – медленно произнес Драккайнен. – И оставь ее на минутку открытой.

Человечек прошелся по комнате, достал откуда-то оплетенный веревкой кувшин и несколько глиняных кубков, принес и плоскую металлическую лампу. Поставил ее на столе, рядом положил палочку и небольшой ножик, соскреб длинную стружку и сунул ту в печь, а потом поджег фитиль лампы, накрыв абажуром, сделанным из пузыря, растянутого на планках. Все делал медленно, тщательно, с какой-то без малого литургической торжественностью. Драккайнен почувствовал, что еще минута – и он сделает что-то по-настоящему резкое.

Грюнальди отворил дверь, но это дало немного. Пары благовоний поплыли наружу, но в голове все еще кружилось, глаза пекло. Багрянец налил из кувшинчика в глиняные кубки, а потом наконец обнажил голову, открывая худое, плоское, похожее на совиное лицо, покрытое белой, как рыбье брюхо, кожей, с ярко-карминным следом старых шрамов, похожих на дерево. Короткая щетина волос была у него выбрита над ушами и на затылке «под горшок», что придавало ему вид больного, исхудавшего индейца с Амазонки в дикой военной раскраске.

– Я не очень люблю показывать здесь свои шрамы и южные черты лица.

– Ты амитрай, – прорычал Грюнальди, медленно потянувшись под полу кафтана.

– Для вас, мореходов, любой, кто живет за Остроговыми островами – амитрай. Но я происхожу из земли, что лежит куда дальше, над Внутренним морем. Я из Ярмаканда. И я не амитрай, хотя говорю с ними на одном языке. Выпейте морского меда. В морозный день нет ничего лучше морского меда с капелькой смолы огнеросли. Разогревает и чистит легкие.

Драккайнен опустил ладонь на запястье Грюнальди, прижимая его руку к столу. Последнее Слово одарил его тяжелым взглядом и разжал пальцы на глиняном кубке.

– Мы пришли не пить с тобой. К делу. Ты можешь что-то нам сказать?

– Если ты тот, кто ждал вестей, то их у меня для тебя несколько, – неторопливо произнес Багрянец. – Насчет твоих камней сюда приходило много людей. Обычно обманщики, которые рассказывали сказки и невероятные истории, чтобы получить серебра. О людях, что выходят из вулканов, о долине спящей богини, о призраках из урочищ. Обычные байки.

Он выпрямился на лавке, мня в пальцах небольшой, черный, будто смола, шарик, мягкий, словно из пластилина.

– Улле говорил, что ты платишь за вести, – сказал он, будто размышляя. – За хорошие, правдивые вести. Здесь был один человек, который такую весть принес.

Он замолчал, чуть покачивая головой и продолжая мять шарик в пальцах.

– И даже нечто лучшее, чем весть.

Он заглянул Драккайнену прямо в глаза, крутя в пальцах шарик. Веки его окружала сеточка красных сосудов.

– Ну? Что там?

Багрянец улыбнулся, показывая черные десны и мелкие белые зубы, обведенные чернотой, будто он чистил их угольной пылью. Его ржавые радужки, разлитые по всему глазному яблоку, вдруг запылали золотом. Теперь он выглядел не как птица – как ящер. Как ядовитый ящер.

– Привет! – прошипел он.

И бросил шарик в абажур лампы.

Фыркнуло, как магнезия – внезапной ртутной вспышкой и облаком густого, вонючего дыма, пахнущего тлеющим целлулоидом. Драккайнен задержал дыхание и вскочил, переворачивая стол на Багрянца, который все же успел подхватить лампу и дунуть под абажур, выпуская в лица противникам концентрированный поток дыма и огня. Вуко выставил перед собой ладонь, Грюнальди качнулся, кашляя с ужасным мокрым звуком, вслепую размахивая мечом и держась второй рукой за горло. Кафтан на его спине пылал.