Ностальгия

Вот торжественный портик с колоннами чёрного мрамора. Это выход станции метро «Театральная» и «Площадь революции», его оставляешь за спиной и поднимаешься по выщербленным ступенькам мимо ювелирного салона, чтобы повернуть в проулок. Уже почти на месте! Проскакиваешь мимо небольшого магазинчика, ловко маскирующегося под стену (позже в этот магазин будешь заглядывать регулярно за сигаретами и пивом) и вылетаешь на Никольскую. Бирюзовый фасад с резной чугунной крышей над крыльцом виден издалека – вперёд! Вот так, с нервно бухающим сердцем, вкусно похрустывающей новой сумкой, в свежеотглаженной рубашке, быстрым шагом под ласковым осенним солнцем, ты приходишь сюда первый раз – студентом.

Словно глаз злого властелина, солнце в последний раз недобро прищурилось на дюны. Ветер готовился к ночному концерту: слабо шелестел листьями деревьев, вполсилы посвистывал в обрывках проводов на крышах, еле слышно пробовал басы подвалов. В сумерках дыхание воздушного певца пахло горячим песком, сухой змеиной кожей и перекати-полем.

Старик шёл прерывистыми пустыми ущельями, которые когда-то были улицами. Но асфальт давно взломала упрямая трава, разнообразный металлический хлам почти весь сгнил или скрылся под кучами песка, да и сами дома давно перестали быть самими собой. Пожалуй, даже просто – перестали быть.

Какое-то время они казались мрачными, эти пустые коробки, пялящиеся друг на друга слепыми окнами и скалящиеся беззубыми подъездами. Почти все они обвалились и теперь мало-помалу становились дюнами. Некоторые дома ещё сопротивлялись, но выглядели устало и печально. Они перестали быть собой – и развалились, кончились, уступили место песку, солнцу и ветру. Когда это произошло? Наверное, тогда, когда мы, люди решили, что можем и не быть людьми. Обыватели, потребители, хозяева жизни, венцы творения, полумашины и четвертьживотные – всё что угодно мы называли человеком, забыв сначала суть, а потом и само это слово. Когда пришёл Апокалипсис, ему пришлось не столько разрушать, сколько очищать.

Старик сплюнул на дорогу – влагу тратить не годилось, но это помогало избавиться от мерзкого привкуса во рту.

В центр он не пошёл – за Садовым кольцом начинались те круги дантова ада, по которым можно двигаться только вперёд и вниз, по спирали, пока не дойдёшь до конца. Несмотря на возраст, он хорошо помнил, кто ждал в центре адской воронки. Старик был уверен, что поддайся он искушению пройти знакомыми бульварами и чужие воспоминания, воспоминания давно умерших людей, память, уставшая от одиночества, вломится в разум, затопит его и понесёт, понесёт в сладкую даль, откуда возврата уже не будет.

Он шагал на северо-запад по бывшему Аминьевскому шоссе. Бугристый, ямистый асфальт не сбивал с ритма – на Мичуринском проспекте, по которому старик вошёл в город, покрытия почти не осталось, да и проспектом называть там уже нечего. Лишь в песчаных холмах странных форм как в облаках можно пытаться угадывать, чем они были раньше. Вон там – перевёрнутый грузовик, вот здесь – почти целый дом, а вон то, похожее на верблюда, черт знает что, но выглядит смешно. Потом дул ветер, перемешивая формы, и как опытный напёрсточник снова предлагал угадывать.

За спиной старика висели полупустой рюкзак и снайперская винтовка с зачехлённым прицелом. Придорожные виды его мало интересовали, он смотрел на яркие серебряные шляпки гвоздиков-звёзд, вбитых в тёмно-оранжевую простыню неба. На душе было светло и уютно, до цели оставалось совсем немного.

– В связи с ремонтом эскалатора выход в город временно ограничен! – продолжает надрываться громкоговоритель. Пробраться к первому ведущему наверх эскалатору «Киевской» кольцевой стоило труда: бабки с неизменными сумками-тележками, до отказа набитыми пахучей снедью, потные перекупщики с клеёнчатыми баулами, нервные отпускные, пытающиеся не потерять в толпе чемодан, сумку, жену и дитё, милиционеры, неформалы, интеллигенты. Ты проскользнул мимо тележек, увернулся от клеёнчатых красно-синих квадратов, ввинтился мимо чемоданов на эскалатор, заслужил несколько минут передышки и вот теперь намертво зажат на небольшой площадке перед вторым подъёмником. Меж кафельных стен, под тусклыми люстрами, ты пытаешься протолкнуться хоть немного вперёд. Тебе кажется, что ты в алхимическом котле, придавлен свинцовой крышкой, в которой есть только одно узкое отверстие. Сначала ты был инертным реагентом, но вот тебя подогрели, заставили вступить в контакт с другими субстанциями, и вот ты – пар. Плющишься о свинец крышки, чтобы вырваться наружу.

И-эх! А там, наверху, если повернуть из дверей направо, подальше от гомонящего на восточных языках рынка, пройти стоянку такси, откроется прекрасное зрелище – брызги фонтана, висящие в воздухе. Водная взвесь щедро делится влагой и солнечным светом, она очистит от липких, влажных следов, оставленных щупальцами вокзальной суеты. Пройдя фонтан, забудешь и про вечную толчею на «Киевской», и про оборванных цыганят у метро, и про бомжей у ларьков. Останется только радость предстоящей дружеской встречи.