Нострадамус

Мы ничего не знаем о четырех годах учебы будущего пророка в Монпелье. Можно лишь предположить, что летом 1530 года он стал лиценциатом, а двумя годами позже получил звание доктора. Между получением степеней бакалавра и лиценциата проходило минимум два года. Столько же требовалось лиценциату, чтобы получить докторскую степень. В общей сложности полное медицинское образование занимало самое меньшее пять лет; обычно же на него требовалось семь. Бакалавр медицины мог претендовать на лиценциат и докторскую степень лишь только проведя курс публичных лекций. Кандидат в лиценциаты должен был подтвердить пять лет медицинских занятий (учебный год считался равным 8 месяцам), если к началу обучения он уже являлся магистром искусств.

Чтобы стать лиценциатом медицины, Мишель в присутствии своих товарищей, других студентов-медиков, должен был прочитать три предварительных курса, состоящих из комментариев к классическим медицинским текстам. В течение трех месяцев с первого понедельника после Пасхи и до дня Ивана Купалы, Мишель каждую среду читал лекции по текстам, выбранным деканом. Затем он был допущен до экзаменов на степень лиценциата. Они состояли из четырех испытаний per intentionem,

то есть «с намерением», – имелось в виду стремление получить степень лиценциата, чтобы затем претендовать на докторскую.

Четыре экзамена занимали примерно неделю. Будущий лиценциат выплачивал, как это полагалось, некоторую денежную сумму каждому из своих экзаменаторов, и, кроме того, выставлял им добрую бутыль белого вина (оно считалось более благородным, чем красное). Понятно, что поскупившиеся вряд ли могли рассчитывать на благоприятный результат. Наконец, через неделю после финального экзамена, кандидат должен был пройти через то, что называлось «строгими пунктами» – вопросы о точных фрагментах медицинских текстов. Студент получал день на то, чтобы проконсультироваться с книгами, предоставленными в его распоряжение деканом. На следующий день после полудня, в часовне Сен-Мишель церкви Нотрдам-де-Табль, он держал ответ в присутствии одних только профессоров. В день дискуссии по «строгим пунктам» Мишель также должен был выдать определенную денежную сумму каждому профессору, а затем устроить пир для всего факультета. Кормить и поить экзаменаторов, чтобы смягчить их суровые сердца, было в обыкновении того времени; этот обычай дошел и до вузов наших дней как пережиток седой старины. Таким образом, высшее образование стоило не только времени, но и денег. Отец Нострадамуса, материально поддерживавший сына все эти годы, особо отметил это в своем завещании.

Пройдя все экзамены, через неделю кандидат направлялся в епископский дворец, чтобы получить лиценциатское свидетельство из рук епископа Маглонского, хранителя привилегий медицинской школы, в присутствии профессоров, делегированных факультетом. По прошествии необходимых двух лет новоявленному лиценциату разрешалось пройти экзамены на докторскую степень – назывались они triduanes,

состояли из шести последовательных испытаний и проходили в течение трех полных дней. Кандидат, собравший голоса минимум двух третей профессоров, становился доктором.

Нострадамус успешно сдал экзамены летом 1532 года. С этого момента он уже мог называть себя доктором медицины. Ему оставалось только пройти пышную многолюдную церемонию по случаю присуждения высшей ученой степени, совершаемую в приходе Сен-Фирмен. Там Мишелю де Нотрдаму вручили знаки докторской степени: четырехугольную шапочку черного сукна с верхушкой темно-красного шелка, золотое кольцо, расшитый золотом пояс и горностаевую пелерину. После торжественного вручения ему книги Гиппократа молодой доктор произнес врачебную клятву. После этой утомительной, но радостной церемонии он по обычаю отпраздновал свой выпуск с учителями и товарищами по учебе в лучшей таверне Монпелье.

В рассказе о медицинском обучении Нострадамуса мы неоднократно упоминали имя Франсуа Рабле. В сентябре 1530 года будущий автор «Гаргантюа и Пантагрюэля» записался на факультет медицины университета Монпелье. Молодые люди, бесспорно, были хорошо знакомы уже в тот период, но характер их отношений до сих пор остается неясным. Мы не знаем точно, каким было мировоззрение обоих медиков в тот период, и не можем определить степень их влияния друг на друга. Неизвестно, как часто во время жарких дискуссий друзья прибегали к помощи воспетого Рабле «оракула Божественной Бутылки».