Нотки кориандра

К Троекрутову подскочил верткий улыбчивый тип с подвитыми усиками, который тут же раскатал перед хозяином участка рулон с чертежом. Это был инженер завода «Сан-Галли» с Лиговки, который и получил подряд на обустройство отопления в полицейском участке.

– Устраиваем по горизонтальной схеме, ваше высокоблагородие, – затараторил водопроводный мастер, тыча пальцем в рулон. – Извольте видеть – модель двухтрубная: вот по этим каналам пойдет нагретая вода, – он ткнул карандашом в вертикальные линии, – а сюда будем отводить охлажденную.

Евсей Макарович уставился на схему.

– Возле каждого прибора будут установлены регулирующие краны, – прикровенно сообщил господин, словно разговор шел о каком-то изысканном, но порицаемом обществом удовольствии.

Пристав поднял мутный взгляд и увидел Ардова, только что вошедшего в участок.

– Илья Алексеевич, – воскликнул Троекрутов в поисках сострадания, – полюбуйтесь, какую разруху нам тут учинили! Не иначе, турок три дня из пушки лупил!

Сыщик обвел взглядом артельщиков, долбивших стены, и с извинениями протиснулся между собеседниками к своему столу, успевшему покрыться толстым слоем пыли, поднятой рабочими.

– Не извольте беспокоиться, ваше высокоблагородие! – заверил пристава джентльмен с усиками. – Оборудование самое надежное, фасонные части и арматура – прямиком из Германии!

– Евсей Макарыч, разрешите? – побеспокоил начальника полноватый полицейский чиновник.

– Чего тебе, Облаухов? – обернулся пристав, радуясь возможности оставить разговоры об арматуре и фасонных частях.

– Радиаторы закроем решетками, – попытался продолжить разговор инженер и даже вынул из папки какие-то рисунки.

Однако Евсей Макарович интереса к рисункам не проявил и всем своим видом дал понять, что намерен уделить сугубое внимание внезапному докладу подчиненного. Уразумев, что аудиенция окончена, инженер отправился к дальнему углу, где рабочие подготавливали место для соединения труб.

– Тут вот Хныкин пришел, – Облаухов указал на дверь в приемную залу, в проеме которой кланялся рябой человек с картузом в руках, – хозяин лавки в Спасском переулке.

– И чего? – не понял Троекрутов.

– Докладывает, табакерку ему на продажу принесли.

Евсей Макарович какое-то время обдумывал, какой вывод следует сделать из этого сообщения.

– И чего? – опять не понял он.

Хныкин не выдержал и, не переставая кланяться, двинулся к начальнику участка.

– Уж больно дорогая табакерочка по виду, ваше благородие, – пояснил он причину беспокойства. – Хотел справиться, нет ли на ней какого дела?

Подойдя, торговец с очередным поклоном протянул карманную табакерку. Изящная золотая коробочка была покрыта синей эмалью по гильошированному[9] фону и украшена накладным серебряным орнаментом. По центру размещался откидной медальон с вензелем Николая II из алмазных роз, под которым Евсей Макарович обнаружил миниатюрный портрет самого императора, исполненный акварелью по слоновой кости.

Вещица была явно не рядового порядка. Эдакая и в царских руках смотрелась бы нестыдно. Повертев драгоценность в руках, пристав обратил вопросительный взгляд на Облаухова.

– По заявлениям пропаж не было, – тут же доложил Константин Эдуардович, без лишних слов отгадав, каким вопросом желал озадачить его начальник. – И в управлении нет, я справился, – добавил он, будучи горд проявленной расторопностью.

– А кто принес-то? – оборотился Троекрутов к Хныкину.

– Да в том-то и дело, ваше благородие, – понизив голос, заговорил лавочник и приблизился вплотную к господину майору. – Подозрительный человек принес.

– Чем подозрителен-то?

– Одет прилично, тут ничего не скажу.

– Так что ж ты барагозишь?[10] – Троекрутов никак не мог взять в толк, что озадачило хозяина лавки.

– Увечье у него имеется, – помявшись, признался Хныкин таким тоном, словно говорил о чем-то неприличном. – Вместо ладони только три пальца торчат – длиннющие, как у паука! – Лавочник ткнул тремя пальцами в лицо Евсею Макаровичу, отчего тот слегка пошатнулся. – И верткие – страсть! Он их наподобие гадюк из рукава выпрастывает.

– Пальцы – не преступление, – подумав, вынес определение Троекрутов, вернул табакерку и собрался было двинуться к себе в кабинет.

– Евсей Макарович, это еще не все! – поторопился задержать начальника Облаухов.

Участковый пристав в нетерпении обернулся, всем видом показывая раздражение от этих глупых разговоров.

– Слух такой про него идет, будто это Кура-Цыруль, маравихер[11] из Одессы, – вращая глазами, сообщил главное опасение Хныкин.

Это уже было посерьезней. Евсей Макарович задумался и протянул ладонь, на которую лавочник с готовностью опустил золотую штучку.

– На гастроли, что ли, к нам? – пробормотал начальник участка.

Образовалось молчание, во время которого был слышен только грохот железных молотков, которыми артельщики налаживали систему отопления.

– Так что прикажете с табакерочкой, ваше благородие? – спросил Облаухов.