Новая Дикая Охота

Хроники городской жизни

Анна Ивановна выходит из дома на берег реки. Дом стоит в таком месте, что сразу за дверью у Анны Ивановны спуск к реке, всего четыре ступеньки; летом, когда окна открыты настежь и мимо вечно кто-нибудь ходит, Анна Ивановна часто слышит, как прохожие говорят друг другу: «Везёт же людям, дом почти у самой воды, как тут здорово жить», – а на самом деле хорошего мало, квартира сырая, вечно плесень повсюду, толком не высушить, трудно зимой протопить, но ладно, Анна Ивановна привыкла, человек ко всему привыкает, – и это как раз плохо, что привыкает, не радуется хорошему, не сопротивляется злу, – мрачно думает Анна Ивановна, усаживаясь на ступеньку и раскуривая первую за день сигарету, от которой чуть-чуть тошнотворно и очень сладко кружится голова, как кружилась когда-то на пустыре за школой, где рыжая крашенная Лорета из параллельного класса учила её курить. Давно это было, интересно, где сейчас Лорета и как поживает, бедовая была девка, с такими не угадаешь, взлетит или пропадёт; ладно, неважно, – думает Анна Ивановна и закрывает глаза, а закрыв глаза, представляет, что весь невысокий склон засажен тюльпанами, такими, с очень короткими стеблями и длинными острыми красно-белыми лепестками, Анна Ивановна видела их только в ботаническом саду. В эти тюльпаны Анна Ивановна почти влюблена, то есть думает о них гораздо чаще, чем людям, даже помешанным на садоводстве, полагается думать о цветах, а она ничего, кроме зелёного лука в банках на подоконнике отродясь не выращивала, ей просто негде, у Анны Ивановны нет ни балкона, ни палисадника, даже крошечного пятачка, внутренний двор закатан асфальтом, а берег просто ничей. Можно, конечно, посадить прямо здесь, вряд ли соседи станут ругаться, наоборот, обрадуются, но когда земля не своя, она не своя, – думает Анна Ивановна. – Забор не поставишь, значит кто угодно может прийти и сорвать цветы, а если начнутся какие-нибудь строительные работы, например, по замене коммуникаций, всё выкорчуют без жалости и не спросят, вот будет горе, поэтому лучше никаких цветов здесь не разводить, – думает Анна Ивановна и сама же на себя сердится, потому что если так думать, вообще ничего никогда не сделаешь, если бояться всего, что когда-нибудь может случиться, лучше вообще не жить, – думает Анна Ивановна и чуть не плачет, потому что и правда, считай, почти не жила – ну, то есть жила, продвигаясь по жизни короткими робкими перебежками, из одного укромного уголка в другой, всегда была сыта и одета и вот до сих пор цела, ну и толку, – думает Анна Ивановна, затягиваясь горьким табачным дымом. – Особо плохого со мной ничего не случилось, кроме маминой смерти, но и хорошего ничего. Даже тюльпаны не посадила на берегу, хотя когда впервые увидела их в ботаническом саду, так впечатлилась, что записала название, сорт «Пиноккио», непонятно зачем.

Анна Ивановна снова затягивается сигаретой, вздыхает, открывает глаза и смотрит на склон справа от лестницы, засаженный пёстрыми тюльпанами на очень коротких стеблях. Анна Ивановна не удивляется, не гадает: «Откуда они появились?» – не спрашивает себя: «Как же я так проглядела?» – или: «Так что, я всё-таки посадила эти тюльпаны и забыла о них?» – она сейчас вообще ни о чём не думает и не чувствует ничего, кроме приятного головокружения от первой за день сигареты, она просто смотрит, и всё. А потом аккуратно гасит окурок, поднимается и идёт в дом за лейкой, потому что дождя уже неделю, кажется, не было, значит, тюльпаны надо полить.

* * *