Новая идеология: голодомор

Похоже, что, планируя начало индустриализации и коллективизации, советское руководство рассчитывало на помощь США по всем направлениям. СССР был уверен в получении технологий и оборудования для костяка индустриального комплекса и в политической поддержке США на время преобразований. Даже колхоз как форму организации крупнотоварного производства СССР заимствовал у США[46] .

Как уже было сказано выше, программа коллективизации была рассчитана на относительно медленную кооперацию села. Однако в 1929 году ситуация изменилась, и коллективизация развернулась очень быстро. Конечно, основной причиной были особенности классовой борьбы в советской деревне – она слишком обострилась, и коллективизация вышла из-под контроля центра. Но откат назад в коллективизации советское руководство сделало не сразу. Статью «Головокружение от успехов» Сталин написал только весной 1930 года, а до того центральное руководство молчаливо соглашалось на сверхбыстрые темпы коллективизации на местах. Видимо, основанием для этого молчаливого согласия должен был являться совершенно новый фактор в мировой политике, которого не было на момент начала индустриализации и коллективизации. Фактор, который не был заложен в план первой пятилетки, – Великая депрессия[47] .

Великая депрессия развернулась как раз в 1929 году, когда давать откат в политике индустриализации и коллективизации было уже поздно. Советскому Союзу пришлось завершать свою социальную перестройку в условиях совершенно иных, чем те, в которых она была начата.

По экономике и политической системе США был нанесен удар колоссальной силы, на юге США возник голод, и потенциально возможная помощь США советским социальным трансформациям объективно сократилась. Великая депрессия привела к обесцениванию основных товаров советского экспорта. Индустриализация стала гораздо более дорогой, чем предполагалось ранее, но останавливать ее было уже поздно.

Международная обстановка в целом резко обострилась. Именно в это время началось успешное наступление Британии на СССР по всем направлениям. В Германии и ряде других европейских стран усилились фашистские и радикально-националистические партии, обострились их отношения с коммунистами. Возникла реальная угроза либо прихода к власти нацистов, либо гражданской войны, в которую СССР мог быть втянут против собственного желания.

Великая депрессия в США обострила весь комплекс проблем безопасности СССР и заставила советское руководство опираться на собственные ресурсы в большей степени, чем предполагалось изначально. Это не могло не привести к форсированию коллективизации и «затягиванию поясов» по стране в целом. Почти неизбежный при столь глубокой социальной трансформации, голод становился окончательно неизбежным.

К сожалению, альтернативой советской беспощадности в ходе коллективизации была только большая война, чреватая еще большими жертвами и еще большим голодом. Это обстоятельство было понятно колхозным активистам, «коллективному бедняку» советской деревни, ожесточившемуся в борьбе с кулаком. Именно отсюда проистекает во многом парадоксальный исторический результат: и те, кто остался жив в ходе коллективизации, и поколение, выросшее в коллективизированной деревне, приобрели громадный заряд патриотизма и воспринимали этот самый кровавый в человеческой истории социальный эксперимент как благо для страны.

Безусловно, при такой форме советского патриотизма от абсолютной морали не осталось и следа. Коммунистическая мораль, победившая в СССР, пережившем коллективизацию и большой голод, не базировалась на абсолютных ценностях. Возможно, это является основным историческим результатом большого голода, который тогда еще не был понят.

Возможно, развал СССР в годы горбачевской перестройки через апелляцию к абсолютным ценностям и «новому мышлению» был следствием морального кризиса в СССР, случившегося в ходе коллективизации и большого голода, – кризиса между осознанием необходимости жизни человека в рамках абсолютной морали и той «советской племенной», квазинационалистической, жертвенной моралью, которая установилась в СССР именно после большого голода.

СССР выжил, и шагнул к величию, и даже смог стать главным из могильщиков нацизма. Но какой ценой...

Мария Котляревска. Махновцы, 1927 год

Глава V

Миф о голодоморе и слом национальной морали Украины

Голод и голодомор в довоенной пропаганде

Голод 1932–1933 годов удивительным образом стал актуальной идеологической темой лишь после Второй мировой войны. На Украине тема того голода стала важным элементом государственной идеологии после «оранжевой революции». Максимального же уровня «культ голода» достиг, видимо, именно сейчас.