Новая идеология: голодомор

Тема голода 1933 года стала предметом межгосударственной дискуссии и даже межгосударственного конфликта. Страны, которые поддерживают украинских оранжевых революционеров в этой теме, далеко не всегда просто бездумно солидаризуются с ними в антироссийском порыве. Нет, США, прежде всего США — это не та страна, где возможны какие-то действия столь высокого уровня без внутренней дискуссии и столкновения мнений. Если конгресс США принял такое решение именно сейчас, то причиной тому является не только желание поддержать Украину в конфликте с Россией. Причина лежит еще и внутри самого американского общества.

Миф о голоде как голодоморе востребован американским обществом, он прошел все уровни критики и стал частью американской культуры. Точно так же этот миф вошел и в культуру восточноевропейских стран в ее националистической современной части, в культуру некоторых иных стран.

Почему именно этот голод и его трактовка стали сейчас столь актуальными? Почему в западных обществах становится востребованным миф о геноциде украинцев этим голодом? Еще можно было бы понять, если бы эта тема была востребована в то время, когда существовал Советский Союз. Но почему это происходит именно сейчас? Ведь Россия нынешняя — а этот миф в постосетинском мире и новой холодной войне направлен против России — не наследница Советского Союза ни в идеологии, ни в традиции. Россия не отвергла реформы 90-х, над Россией триколор, а не красное «полотнище». Россия нынешняя к коммунистической идеологии не имеет никакого отношения. Почему же этот антисоветский миф, в глубине которого лежит нацистский постулат про «жидовский голод», про месть евреев украинцам за «Хмельницкого» и стремление евреев освободить украинские «черноземы» для себя, почему этот миф востребован именно сейчас в самых что ни на есть демократических странах и кругах?

Первый уровень — прагматический — лежит на поверхности. Украинский национализм нуждается в антироссийской и в определенной степени антисоветской идеологии. Голод, понимаемый как геноцид, противостоит главному постулату советской идентичности о родившейся в ходе сокрушения нацизма моральности СССР. Это важно для всего современного восточноевропейского национализма — сокрушить именно моральную трактовку победы над нацизмом. Если нацизм начинает пониматься как минимум равным коммунизму злом, это делает моральными все те националистические движения, которые во время Второй мировой войны служили нацистам или уклонялись от участия в войне с ними. УПА, Армия крайова, прибалтийские Ваффен СС и т. д. — все они приобретают моральность, если советский коммунизм обвинить в проведении политики геноцида по отношению к этим народам.

В этом смысле украинский голодомор по функциональному значению — это такой же тезис, как «геноцид» литовцев в 1940–1941 годах или Катынь для поляков. Если бы не тема голода 1933 года, украинский национализм обязательно нашел бы иной пример «геноцида» украинцев коммунистами. Странно то, что для подобного примера был взят нацистский в своей основе миф. С другой стороны, в основе мифа о геноциде коммунистами литовцев, латышей или эстонцев также лежит нацистская в своей основе трактовка: евреи обвинялись в геноциде, который они якобы проводили руками русских, прикрываясь коммунистическими лозунгами. Именно в рамках такого понимания «геноцида» 23 июня 1941 года, например, в Литве началось то, что там называют «национальным восстанием» — массовое уничтожение литовцами евреев в качестве мести за все «грехи» «советской власти».

Миф о коммунистическом геноциде восточноевропейских народов — это форма осторожной реабилитации нацистского мифа о захвате евреями власти в Российской империи в ходе коммунистической революции. Недаром этот миф ныне всегда идет рядом с героизацией нацистских коллаборантов из числа местных националистов. Причем именно в случае с украинским голодомором миф о геноциде восточноевропейских народов получил хоть какое-то обоснование фактами. Очевидно, что инкриминируемые советским коммунистам депортации прибалтийской интеллигенции или расстрел польских офицеров в Катыни и депортации перед войной поляков из западных областей бывшего СССР до этнического геноцида никак не дотягивают. А вот голод 1933 года, коснувшийся миллионов людей, если доказать его искусственный характер и т. д., действительно может быть «похож» на геноцид.