Новая инквизиция

Похоже, наш мозг лучше всего работает в экстремальных ситуациях. Солдаты, которых награждают за храбрость, часто говорят, что совершенно не помнят, что они делали на поле боя, так как все происходило очень быстро. Но я думаю, каждый из нас припомнит не такие страшные, как война, ситуации, в которых мозг вдруг начинал функционировать с потрясающей быстротой и эффективностью. Вполне вероятно, что наше обычное ощущение «беспомощности» и «неспособности» во многом основано на привычке уходить в «реальную» вселенную, отключась от того, где мы находимся, что делаем и что происходит вокруг нас. В экстремальных ситуациях эта расслабленность, или загипнотизированность, непозволительна: мы должны четко осознавать каждую мельчайшую деталь воспринимаемого мира.

Некоторые люди, к примеру, автогонщики и альпинисты, жаждут экстремальных ситуаций и ощущения смертельной опасности, чтобы снова и снова наслаждаться состоянием высокого быстродействия мозга и высшей степени включенности. Привычка к метапрограммированию, заменяющая старую привычку блуждать по «реальным» вселенным, вызывает такое ощущение «блаженства» все чаще, и человеку начинает казаться, что прежде он вообще не использовал мозг по назначению.

Вот конкретный пример: два человека могут «находиться» в одной и той же экзистенциальной ситуации, но переживать ее в двух разных туннелях реальности. Если они модельные монотеисты или фундаменталисты, то будут считать эти различные туннели реальности «объективными», и пассивно реагировать на ситуацию. Скорее всего, они начнут яростно спорить, чей туннель реальности «реальнее», и человеку, который всегда прав, придется проучить второго человека за «ошибку». Если они находятся в высшем состоянии сознания и с каждой минутой воспринимают все больше сигналов, то, несмотря на различие их туннелей реальности, они будут понимать, что туннель реальности каждого из них — это

творение их ума, и поэтому они смогут эффективно общаться и понимать друг друга.

Похоже, награждая нас человеческим мозгом, «Бог», «природа» или «эволюция» забыли приложить к нему руководство по эксплуатации. В результате история человечества стала цепью попыток научиться использовать это удивительное устройство. Узнавая, что использование мозга требует принятия ответственности и включенности,

мы получаем не только технологические, но эстетические и «моральные» уроки. Мы понимаем, что эмпирический мир един, и разделение его на такие независимые друг от друга структуры, как «наука», «искусство» или «этика», приносит больше вреда, чем пользы.

Эффективное использование мозга, то есть осознание того, где ты находишься, что делаешь и что происходит вокруг тебя, а также принятие ответственности за собственный выбор развивает «разум» и «творческие способности». И это неудивительно. Какие бы технические определения мы ни давали этим загадочным функциям, они связаны с количеством сознательно воспринимаемых сигналов и скоростью их пересмотра. Когда мы отделены от экзистенциальной реальности какой-то статичной моделью, количество сигналов снижается, мы их не пересматриваем, а значит, умственно и творчески деградируем. Когда у нас есть выбор из множества моделей, и мы делаем его осознанно, количество сознательно воспринимаемых сигналов увеличивается, и мы ведем себя все более «разумно» и «творчески».

Процесс включенности, ответственности и сознательного выбора развивает у нас эстетические и моральные качества. Разделения не существует; восприятие — единый континуум. Материалистическая модель механического сознания описывает некневсе

восприятие, отсекая как раз ту его часть, которая делает нас гуманистами. Возможно, поэтому эпоха материализма стала эпохой бесчеловечности, аморальности и безответственности.

Все, что мы видим и ощущаем, не только показывает, кто мы и что мы, но и показывает богатство значений, скрытых в каждой экзистенциальной трансакции. Как сказал Блейк: «Дурак видит дерево совсем не так, как мудрец».