Новая история стран Европы и Америки XVI–XIX века. Часть 1

В XVI в. распространилось повсеместно новое явление: продажа не только финансовых должностей (продажа на откуп налоговых должностей – явление, характерное для всей средневековой Европы), но и чисто судейских должностей. Для короны это было выгодно по двум причинам. С одной стороны, корона получала внутренний источник финансирования, с другой, вербовала чиновников для государственного аппарата, не связанных со старейшими феодальными родами. В 1604 г. собственность на должности была закреплена. Если чиновник уплачивал «полетту» – специальный сбор, названный в честь финансиста Поле, его должность становилась наследственной. Появилась и особая категория – дворянство мантии, представители которой занимали должности в различных магистратах, контролировавших в жизнь королевских указов (парижский парламент и парламенты провинций, бальяжные суды и элю). Вместе с тем, дворянство мантии нельзя назвать подлинными чиновниками в современном понимании этого слова. Для данной категории существует особый термин – «офисье». От современного чиновника «офисье» отличало многое. Владение должностью, отсутствие необходимости в выслуге лет и дисциплине позволяли ему не опасаться потери своего места. Сместить «офисье» можно было, только выкупив его патент. Такие случаи были единичны, и серьезно сократить штат этих чиновников корона не могла. Сложилась узко корпоративная группа, фактически независимая от короны и зачастую сильно ей мешающая.

Есть определенная закономерность в появлении столь большого аппарата. Дело в том, что Франция оказалась наследницей разных типов права: римского, кутюмного и локального. Свести все это многообразие к единому правовому пространству не представлялось возможным всем французским законникам. Законодательство базировалось на т. н. больших ордонансах: Орлеанском (1561), Блуасском (1579), кодексе Марийяка (1629). Поскольку они составлялись по наказам Генеральных штатов, то обладали большой эклектичностью. Для унификации законодательства Людовиком XIV была создана специальная комиссия, в результате деятельности которой появился Гражданский ордонанс. 35 статей фиксировали все королевские указы в качестве законов. Парламенты имели однократное право, и то ограниченное по срокам, на подачу ремонстрации королю. В дополнение к Гражданскому ордонансу, в 1670 г. появился Уголовный ордонанс, закрепивший приоритет королевских судов над сеньориальными и кутюмами и обязательное юридическое образование для судей. Таким образом, удалось создать единую надстройку, в процессуальном вопросе подчиненную непосредственно королю. Но сократить число бюрократов, а соответственно и сроки реализации государственных программ, французская монархия оказалась не в состоянии. По подсчетам современников, в сфере юстиции к середине XVII в. насчитывалось 70 тысяч человек, не считая 30 тысяч юристов обслуживающих финансы.

Дополнительные трудности в укреплении центральной власти возникали на почве экономической географии. В отличие от Англии, где к началу XVII в. Лондон превратился в крупнейший торгово-экономический центр, на который замыкались все (особенно хлебный) периферийные рынки и каботажный транспорт, во Франции подобное единство отсутствовало. В условиях тотального бездорожья транспортные перевозки осуществлялись, прежде всего, по рекам (Луаре, Сене). Поэтому основные производящие районы были сориентированы не на административные центры, а на ближайшие рынки. Например, парижане вели торговые операции с Гентом и Брюсселем чаще, чем с Нормандией, а из южных партнеров только с ближайшим Орлеаном. Бордо на 71 % вел торговлю с голландцами, а Лион – с генуэзцами. Не имея прочных связей с центром, крупные города во Франции, и особенно их финансовая и политическая элита, чувствовали себя в привилегированном положении по отношению к правительству. Особенно такой взгляд на действительность был характерен для парижан.

Таким образом, в руках столичных и периферийных чиновников сосредоточилась огромная власть и финансовые возможности, преодолеть которые не всегда было можно только с помощью королевской воли. Беда Франции заключалась как раз в том, что при всей многочисленности чиновничества, уровень его компетенции оставался крайне низок. Одним из самых последовательных противников разросшегося аппарата выступал Кольбер. В 1659 г. в докладной записке на имя короля он с горечью отмечал, что из главнейших парижских муниципалитетов можно привлечь на службу ограниченное количество людей: 5–6 человек от парижского парламента, 3–4 – из Большого совета и 1–2 – из Палаты косвенных сборов, все прочие коррумпированы и ни на что не годны.