Новая книга ужасов

XXIX

Уэллс переписал первые сцены фильма, чтобы в полной мере воспользоваться новым приспособлением, которое называлось кран Лоума, и которое давало камере невероятную подвижность и гибкость. В сочетании с легко разбираемыми декорациями и темными проходами между площадками, использование приспособления означало, что он сможет открыть «Обратную сторону полуночи» одной сценой, снятой с движущейся камеры, которая будет более длинной и более сложной, чем та, что он использовал в «Печати Зла».

Женевьева нашла Уэллса и его оператора на перевале Борго – полномасштабной дороге с фальшивой грязью, колеями от телег и мильными камнями. Черный, словно ночь, экипаж, еще не укомплектованный упряжкой лошадей, стоял на своих отметках. На блестящих дверях красовался герб Дракулы. По обе стороны стоял лес – ближайшие деревья в половину настоящего размера, но чем дальше в стороны, тем меньше они становились, пока не соприкасались со студийным задником карпатской ночи. Впереди наверху стоял замок Дракулы – строение в девять футов высотой. В данный момент его обрабатывал техник, который выглядел гигантом – он наносил грязь и туман на укрепления.

Двое обсуждали потенциально сложный момент съемок, когда камера отсоединяется от экипажа и ее подхватывает воздушное оборудование. С потолка свисало приспособление, которое выглядело так, словно его изобрели братья Райт и Жорж Мельес – каркас в форме человека с прикрепленной к нему камерой и бесстрашным оператором внутри.

Она боялась думать, сколько все это стоит.

Уэллс увидел ее и широко улыбнулся.

– Женэ, Женэ, – поприветствовал он ее. – Ты должна взглянуть на эту красоту. Даже если говорю я сам – это абсолютная гениальность. Простое решение сложных проблем. Когда «Полночь» выйдет, они все будут гадать, как я это сделал.

Он хихикнул.

– Орсон, – сказала она, – нам надо поговорить. Я нашла кое-что. Как ты просил. О мистере Алукарде.

Он решил выслушать и ее. У него наверняка была тысяча и одна гигантская и крошечная забота, которые требовали его внимания, но всегда можно найти место еще для одной. Это входило в его задачи режиссера – быть мастером-стратегом, равно как и художником-визуализатором.

Ей почти не хотелось ему говорить.

– Где мы можем поговорить наедине? – спросила она.

– В экипаже, – он отошел в сторону, пропуская ее.

XXX

Бутафорский экипаж, настолько же детализированный внутри, как и снаружи, усиленно скрипел, пока Уэллс устраивался. Она задумалась, выдержат ли пружины.

Она выложила все целиком.

Она до сих пор не знает, кем был Джон Алукард, хотя она подозревала, что он самопровозглашенный последний ученик Короля Вампиров, но она рассказала Уэллсу, что, по ее мысли, тот пытается осуществить.

– Ему не нужен заклинатель, – заключил Уэллс, – но нужен чародей, волшебник.

Женевьева вспомнила, что Уэллс играл Фауста на сцене.

– Алукарду нужен гений, Орсон, – сказала она, пытаясь его утешить.

Широкие брови Уэллса были нахмурены, от чего его нос казался маленьким, как у младенца. Идея была слишком велика, чтобы ее вобрал даже его разум.

Он задал вопрос на сорок тысяч долларов:

– И ты веришь, что это сработает? Этот призыв Дракулы?

Она уклонилась от ответа:

– Джон Алукард верит.

– О, в этом я не сомневаюсь, не сомневаюсь вовсе, – прогудел Уэллс. – Непомерная самоуверенность, громадность идеи портит доверие. Все это – после столь долгого ожидания – все это может быть моим, настоящий шанс на то, чтобы – как охотно говорят молодые люди – сделать мою вещь. А она является частью черной мессы. Фильм, который воскресит самого дьявола. Простой шарлатан не смог бы изобрести настолько извращенную, запутанную схему.

С этим ей пришлось согласиться.

– Если Алукард ошибается, если магия не работает, то нет вреда в том, чтобы взять его деньги и сделать мой фильм. Этим я бы по-настоящему побил дьявола.

– Но если он прав…

– Тогда я, Орсон Уэллс, стану не просто Фаустом, даже не Прометеем, я стану Пандорой, выпустившей все зло мира снова править. Я стану отцом-во-тьме настоящего Сияющего Люцифера.

– Или хуже. Ты можешь клонировать Гитлера.

Уэллс покачал головой.

– И решение за мной, – сказал он устало. Затем он засмеялся так громко, что бутафорский экипаж содрогнулся, словно в него попала молния Зевса.

Она не завидовала гению в его выборе. После столь блестящего начала, ни одного из артистов двадцатого века не преследовали неудачи так постоянно и так часто. Все, что он создал, включая «Кейна», подвергалось компромиссам сразу же, как только покидало его разум и отправлялось на рынок. Десятки незаконченных или несделанных фильмов, непоставленные театральные спектакли, проекты, украденные и испорченные менее талантливыми людьми – хотя часто Уэллс присутствовал в них в роли камео, чтобы увидеть, как растрачен потенциал. И теперь, в конце карьеры ему выпал шанс выцарапать все назад, сдержать обещание и снова стать Чудо-мальчиком, чтобы доказать, что он – Король Мира.

И вновь то же самое, дуновение серы. Нечто, в необходимость которого она даже не верила.

Большие слезы навернулись на ясные глаза Уэллса и скатились в его бороду. Слезы смеха.