Если стремление модерниста — это преобразование быта в случай[446]
, то стратегия Shortparis инвертирована: это преобразование случая в быт. И именно благодаря этому и рождается очуждающий эффект. Те противоречия, на которых группу «ловят», расставлены в их работах не просто так: монтаж противоречий должен провести реципиент. Таким образом группа демонстрирует, что в России «да» означает «нет» и нельзя верить никому, кроме самого себя. Их декларативное использование околоакадемического языка по отношению к искусству (в том числе по отношению кСпектакль окончен, прошу всех встать
Нетрудно заметить, что две представленные стратегии очуждения фактически антагонистичны друг другу. «ГШ» верят (или делают вид, что верят[447]
) в спасительную возможность новизны в мире позднего капитализма, размножающего обезличивающие поведенческие паттерны — и демонстрируют эту возможность с помощью деконструкции собственных, казалось бы, зафиксированных в неизменном виде произведений. Shortparis, напротив, сомневаются, что такая возможность возможна в актуальных общественно-экономических условиях, и потому тяготеют к ригидной композиционной форме, усиленной сэмплированием. В свете этой риторики логично, что «ГШ» не только сами используют модернистские практики, но и предполагают их освоение аудиторией, а Shortparis к таким техникам относятся скептически. Несмотря на «модернистское» позиционирование последних, сингл Shortparis 2020 года «Кококо / Структуры не выходят на улицы» высмеивает как постмодернистскую теоретизацию бунта и сопротивления, так и модернистский настрой «городского партизана», ищущего тайные и неизвестные лакуны событий в банальности настоящего.Однако именно очуждение в варианте Shortparis ставит важный вопрос. Действительно ли устарело модернистское стремление к новаторству, если к нему вынуждены обращаться даже те, кто сомневается в его целесообразности? И может быть, есть что-то опаснее товарной логики, если существование в рамках последней вполне позволяет капитализировать собственный дискомфорт?
Янина Рапацкая
«Так пела метель»: ручная гармоника как символ современной российской блэк-метал-сцены
Родилась в 1990 году в Иркутске. Выпускница специалитета Московского государственного университета печати имени Ивана Федорова по специальности художник-график (2014). Сейчас преподает дизайн интерфейсов и пишет диссертацию о визуальной культуре российского блэк-метала в Школе дизайна НИУ ВШЭ. Ведет телеграм-канал «цирк с козлами» (@goatcircus
).Музыка, о которой идет речь в статье: https://www.youtube.com/playlist?list=PL7f_ywlsJjeMH74MDelVh6Aac3dq92Sbw
В ноябре 2020 года я провела опрос среди четырех десятков русскоговорящих любителей блэк-метала. В нем я в числе прочего просила респондентов указать наиболее самобытные, на их взгляд, российские блэк-метал-проекты; важно оговорить, что участникам не было предложено никакого списка, из которого требовалось бы выбрать варианты. В лидерах по итогам анкетирования оказались псковский пост-блэк-проект «Путь» (16 голосов) и красноярский атмосферный блэк-метал-дуэт Grima (14 голосов). За рубежом эти группы тоже хорошо известны, например, «Песни смерти» — первый полноформатный альбом «Пути», за два года набрал более 900 000 просмотров на YouTube и более 3000 комментариев, значительная часть которых на английском языке[448]
, а третий альбом Grima — «Will of the Primordial» — стал бестселлером на Bandcamp среди мировых блэк-метал-групп.[449]