Новая мифология

Конечно, «детство, ковш душевной глуби…» (Б. Пастернак), где мы бессмертны, хотя бы на время, и «никто никогда не умрет» (В. Набоков). И поскольку мы, кажется, заигрались с жизнью и смертью, то почему бы нам не посмотреть, что может сделать поэт из самых обыденных вещей. Ну что, например, можно сказать о пуговице? Оказывается, очень много и, главное, необычно:

Немного костяного блеска,Две искорки. Кусочек плюша.Жизнь Вещи, пестрая, как фреска,Или шершавая, как груша,У пуговицы-герцогини.…………………………………………От важных дел и от «кутюра» —Неужто, крошка, не устала?..Две искорки. Клочок велюра.

Или невинный блеск кристалла.

Милена Макарова в своих стихах может, кажется, преобразить всё. И целый ряд рассыпанных как бы случайно слов выстраиваются в картину, вернее – портрет.

Не слишком богемна, не слишком богиня,Немного эфира, немного огня…«Лакуна», «лагуна», «гинея», «княгиня» —Слова для пасьянса, слова для меня.

Но у поэта портрет, автопортрет может преобразиться и в городской пейзаж, и просто пейзаж, но все это – тоже портрет поэта, мистический, если угодно. Вот хотя бы так:

Море январское, пляж и пустые качели.В сердце бесснежной зимы, будто в собственной келье,Миру незримой, в доме у моря стального

Я обитаю. И не дано мне иного.

Или так, со свойственной поэту жесткостью и неожиданностью сопоставлений:

Зима, и ничего кроме зимы,Той прозы, что бела и нелинейна.Что оставляет привкус сулемы,Там, где обещан пряный вкус глинтвейна.

Ну да, не хватало еще чаши с цикутой вместо глинтвейна, но нас ведь неоднократно предупреждали, что мир поэта чреват мистикой и игрой с жизнью и смертью.

Но все же, если говорить об автопортрете в городском пейзаже, то раньше и прежде всего это родной город Милены Макаровой – Рига. И вот здесь хотелось бы остановиться на строке, вернее, всего на трех словах, которые, на мой взгляд, как нельзя более точно обозначают суть поэтики Милены Макаровой. Это:

«Пламенеющей готики» имяНа ступенях заката растает…

«Пламенеющая готика» – один из архитектурных стилей, и в Риге ее не так много, как и вообще готики, но вот поэтику Милены Макаровой этот термин характеризует действительно точно. Это сочетание страсти и архитектурной устойчивости, мистики и реальности. Но, конечно, реальный город, Рига, вот она, где не только пламенеющая готика, но и и югендстиль, и детство, и таинственные знаки, и все это – единая картина города.

На темных стеклах парадныхПолустершиеся знаки,Таинственные обереги?Руны югендстиля?Каменные корабли везут бесценный груз………………………………………………….Мое детство прошло на таком корабле…

Но, конечно, не только Рига, но и другие города для поэта – отнюдь не повод для путевых зарисовок, а тот же мистический автопортрет, путешествие в мир души и истории. Мы уже говорили о Леополисе, но вот – Англия.

И путешествие в Англию, конечно же, превращается в путешествие не только в Англию, но и в историю, и во времени – а так попасть можно куда угодно. Не забудем, что поэта Милену Макарову отличает подлинное бесстрашие.

Так путешествовать, почти что налегке,Путь пройденный оглядывать бесстрастно.Вот роза Йорков белая в руке.А красная, конечно же, Ланкастер.………………………………………………………….Проходит двадцать лет. Проходит двадцать лет.Шумит листвой священная омела.И время настает одеться в синий цвет,Пророчества свои произнеся несмело.

Книга завершается прозаическими картинами других городов. Конечно, и эти картины путешествий можно читать как стихи. Потому что и этот мир, эти миры – не только картины, а часть души поэта.