Новая наука о жизни

Колин Тадж («New Scientist», 18 июня 1981)

Обзор корреспонденции, последовавшей за публикацией статьи Шелдрейка, был дан Роем Гербертом в разделе «Форум»

Действие на расстоянии

Читатели, обвиняющие друг друга в помпезности, в писании чепухи и изощренных методологических фальсификациях, есть источник жизни для колонок корреспонденции, таковыми являются и эпистолярные следствия статьи Руперта Шелдрейка о «формативной причинности» (18 июня,1 с. 766) и обзора его книги (16 июля, с. 164), которые вызвали приятное оживление. Чтобы следить за обменом аргументами и вежливой бранью, требовалось некоторое пополнение словарного запаса такими словами, как «энтелехия» и «организмический», которые так и летали вокруг, не говоря уже о фразах типа «сдвиг парадигмы»; но в награду можно было наблюдать смесь неприятия, осторожности, уклончивости и откровенного одобрения, выраженную в письмах за последние несколько недель. Немалый интерес представляло заявление Ниньяна Маршалла, что такая же или чрезвычайно похожая теория уже была выдвинута 20 лет назад, хотя и сомнительно, что это действительно так. Возможно, это означает просто, что большинство людей умеет читать.

Колин Тадж, сказав примерно так, что, поскольку теория Шелдрейка может быть проверена, она есть наука, зашел слишком далеко; но Льюис Волперт намерен пойти еще дальше. У него имеется гипотеза, что Тадж свергнут марсианами, и для ее проверки он хотел бы, чтобы Тадж согласился быть изолированным в комнате, окруженной водой, на шесть месяцев, зловеще добавляя, что другие журналисты выиграют от этого с помощью космического резонанса.

Конечно, журнал не может печатать все письма, многие из которых носят сатирический характер…Некоторые погружаются в дебри семантики, другие — в необычные философские системы, большей частью собственные; согласно одной из них, допущение о существовании души полностью исчерпывает вопрос….

Многие корреспонденты отмечали, что, если бы формативная причинность действительно существовала, к настоящему времени она стала бы не только проверяемой, но и совершенно очевидной, и приводили примеры против этой гипотезы. Почему, когда такое множество людей в истории человечества научилось говорить по-китайски, мы все не можем с легкостью выучить этот язык или даже уметь говорить на нем от рождения? Или мы не «подобны» китайцам? «Языковый вопрос» поднимался не однажды; один из авторов писал, что, насколько он понимает, вследствие формативной причинности мы все давно уже говорили бы на одном языке. В одном выразительном письме из Плимута говорилось: не стоит беспокоиться о крысах; в скорости обучения детей в школах нет никакого ускорения, хотя они, поколение за поколением, год за годом, учат одно и то же…

Сравнительно легко относиться к формативной причинности с иронией, как это делают авторы большинства писем. В глазах некоторых людей это аргумент в ее пользу, так как они могут восклицать, что множество других идей сначала осмеивались, а затем оказывались верными. Только в одном письме было сделано исключение для аналогии Руперта Шелдрейка с телеприемником. Аналогия всегда опасна, поскольку почти невозможно найти достаточно точный пример. Читатель знает, что телеприемник испытывает влияния извне, и поэтому он предрасположен к принятию идеи формативной причинности. Но телеприемник есть телеприемник, а не модель Вселенной.

Рой Герберт («New Scientist», 6 августа 1981)

Между тем большинство главных британских газет высказали мнения о «Новой науке о жизни» в основном положительные. В качестве примера приводим статью Бернарде Диксона из «Сандэй Тайме».

Капуста или короли?

«Если витализм столь ценный способ мышления, не подарите ли вы нам ценную мысль?» — так сэр Питер Медавар подшутил однажды над одним из участников научного симпозиума. Это замечание (оставшееся без ответа) было высказано с понятным оттенком раздражения и юмора. Теперь почти столетие спустя, есть такие, которые сопротивляются попыткам ученых, претендующих на исчерпывающее описание чудес природы. Эти мыслители возражают, что, если мы хотим понять принципиальное различие между органической и неорганической материей, необходимо нечто, дополняющее физику и химию. В соответствии с этим были созданы такие подходы, как витализм и холизм, а бесчисленные авторы, от Дж. К. Смита до Ганса Дриша, предложили более основательные альтернативы «редукционизму».

Однако за те же десятилетия триумфальное развитие современной биологии и медицины всем обязано этому самому механистическому подходу в лаборатории. Скорее, материализм, нежели вера в сверхматериальные силы, породил антибиотики, спасающие жизнь, снял невыносимый груз с пациентов, страдающих тяжелой депрессией, и открыл структуру ДНК. Нетерпение сэра Питера имеет солидное основание.