Новая опричнина

Но попытка эта была весьма знаменательной. Когда представитель глобальной финансовой сети официально входит в совет директоров компании, он как бы «метит территорию». Это символический жест, схожий с поднятием над кораблем флага той или иной страны. Корабль может принадлежать кому угодно, но он ходит под определенным флагом – и это символ. И вхождение Ротшильда в совет директоров «Норильского никеля» стало бы, с моей точки зрения, символом того, что эта корпорация, глобальный монополист находится под юрисдикцией Российской Федерации чисто формально, а реально он входит в орбиту империи Ротшильда.

Попытка осуществить символическое действие не удалась. Но вопрос о том, какое отношение имеет «Норильский никель» к России, по самому факту совершения этой попытки перестает быть тривиальным, перестает быть глупым. Потому что правильный ответ звучит так: «А мы не знаем». Потому что мы действительно не знаем, какие и у кого с кем там отношения. Вчера у них вроде бы не получилось, а может быть, получится завтра? Или получилось уже сегодня днем, просто в неявной форме?

Попытка обозначила вектор интересов, а для такой всесокрушающей силы, как империя Ротшильдов, осознание своего желания есть уже значимое продвижение к его реализации.

Стоит напомнить: в 2007 году отец Натаниэля Ротшильда лорд Джекоб Ротшильд вместе со своим сыном вошли в консультационный совет компании «Русал». Сын Натаниэль Ротшильд входит в совет директоров компании Дерипаски «En+», которой принадлежит 47,4 % самой компании «Русал». В самый тяжелый для Дерипаски период, в критический момент кризиса 20082009 годов, когда «Русал» пытался договориться более чем с семьюдесятью банками о реструктуризации долга в 17 млрд долларов, компания «Русал» взяла своим консультантом именно Инвестиционный банк Ротшильдов. То есть Ротшильды помогали им урегулировать вопрос о долге в 17 млрд долларов.

Но такие услуги даром не оказываются – и оплачиваются отнюдь не деньгами, а влиянием.

В самом деле: если вы спасли кому-то шкаф, – вы оказали услугу на стоимость этого шкафа. Если же вы спасли кому-то жизнь – эта услуга не имеет оценки: человек обязан вам жизнью. Вполне вероятно, что Дерипаска оказался в таком же положении по отношению к империи Ротшильдов. Он им не должен какую-то сумму денег – он им просто обязан. Это может быть оформлено, а может и нет. Но такое предположение представляется практически правомерным.

То, что фонд «Натаниэль Ротшильд Инвестман» участвовал в размещении акций «Русала» и купил полпроцента акций за скромные 100 млн долларов, – это деталь, которая лишь подтверждает: действительно, Ротшильды территорию пометили. Но вообще-то это территория России. И она России очень важна. Ведь у нас нет других монополистов в глобальном масштабе. Не хочу произносить пышные слова вроде «распродажа Родины», но подобрать другие для описания происходящего сложно.

А когда речь идет о распродаже Родины, бессмысленно говорить о том, хорошую или плохую цену за нее заплатили. Как говорится в рекламе одной из систем пластиковых карт, есть вещи, которые нельзя купить за деньги. Продавая то, что нельзя купить за деньги, вы нарушаете некоторые нормы. И, похоже, российское государство к нарушению этих норм уже готово.

* * *

Претензий к Дерипаске в связи с изложенным нет: он бизнесмен и живет в другой системе координат. Бизнес – это организм, который функционирует ради извлечения прибыли. Задача государства – поставить его в такие рамки, чтобы это его стремление не просто оказывалось совместимо с жизнью общества, но и приносило обществу пользу. Поэтому здесь вопросы к государству, к регулирующим органам, к людям, которые говорят, что любые иностранные инвестиции – это всегда хорошо.

Могу привести конкретные примеры. В 1989 году западноевропейские инвесторы скупили сахарную промышленность Венгрии – и сейчас у Венгрии нет своего сахара. Потому что конкурирующую отрасль просто закрыли и забыли о ней навсегда.