Новая поведенческая экономика

При всей звездности состава двусторонние встречи, которые мы провели, не увенчались успехом. У меня сохранились два ярких воспоминания. Первое связано с Леоном Фестингером, который делал едкие замечания, прерываясь только на перекур во дворе. Второе – это просьба, прозвучавшая из уст Уильяма Баумола, заняться чем-то еще помимо поиска аномалий. Он считал, что наше копание в аномалиях, как он это называл, уже выполнило свою миссию и что пришло время двигаться дальше, к более конструктивной исследовательской программе. Но сам он не мог предложить идеи относительно того, какой должна быть эта конструктивная исследовательская программа.

Думаю, настоящая проблема, с которой мы столкнулись, носила общий характер, это понимание пришло ко мне с опытом. Междисциплинарные встречи, особенно те, которые посвящены глобальным проблемам (борьба с бедностью, потепление климата) обычно оказываются мало результативными, даже в том случае, когда участники – все сплошь светила науки. Это случается потому, что ученые не любят вести абстрактные разговоры, их интересуют конкретные научные результаты.[44] Однако если исследователи из одной научной области начинают представлять результаты своей работы так, как они делают это обычно для своих коллег, то исследователи из другой области вскоре оказываются под лавиной технических подробностей, которые им непонятны, и устают от скучных теоретических выкладок, которые им кажутся бессмысленными.[45]

Независимо от того, насколько верны мои неутешительные выводы о междисциплинарных конференциях, присутствие и активное участие звездной команды психологов на этих встречах, организованные в офисе Фонда Рассела Сейджа в Нью-Йорке, приносили вдохновение и вместе с тем внушали ложные ожидания относительно будущего этой области науки: вдохновение потому, что научные светила тратили свое время, чтобы приехать, и, следовательно, полагали, что эта затея в целом разумная и стоящая; ложные ожидания, потому что эти встречи убеждали нас в том, что успешное будущее поведенческой экономики зависит от междисциплинарных усилий со стороны психологов и экономистов, которые должны работать вместе. Для Амоса, Дэнни и меня думать так было совершенно естественно, поскольку мы многому научились друг у друга и начали проводить совместные исследования.

Оказалось, мы ошибались. Хотя некоторые психологи и экономисты успешно сотрудничали на протяжении многих лет, например Дражен Прелеч и Эльдар Шафир как отличная иллюстрация, поведенческая экономика оказалась целиком областью, в которой экономисты рассказывают о своей работе психологам, а затем идут восвояси проводить исследование самостоятельно. Яркий пример тому – один из постоянных участников наших совместных конференций Стэнли Шэхтер. Он пробовал делать исследования в области психологии рынка ценных бумаг, но был вскоре разочарован реакцией, которую он получил от рецензентов из ведущих финансовых и экономических журналов, так что в конце концов забросил эту исследовательскую программу.

Есть несколько возможных причин, по которым психологи так и не примкнули к экономистам. Во-первых, хотя мало кто из психологов испытывает привязанность к теории рационального выбора, все же изучение исходных положений этой теории не представляется им интересным. Обычно они реагируют так: «Разумеется, люди обращают внимание на невозвратные издержки! Разве кто-то думает иначе?» Во-вторых, те наработки в области психологии, которые в конечном итоге стали использовать экономисты-бихевиористы, самими психологами не считаются последними достижениями в этой области. Если бы психологи стали использовать кривые спроса и предложения в своих статьях, экономисты бы не поняли, что в этом столь увлекательного. И, наконец, по какой-то причине изучение «прикладных» проблем в психологии традиционно считалось не самым престижным занятием. Изучение причин того, почему люди оказываются в долгах или их исключают из школы, – просто не те темы, которые приносят психологам научную славу и известность, за исключением Роберта Чалдини.

Кроме того, мы, экономисты-бихевиористы, не особенно преуспели в том, чтобы сделать вклад в психологию со своей стороны, что могло бы поддержать своего рода взаимное научное обогащение, на которое мы изначально рассчитывали. Наш вклад в область психологии состоял преимущественно в том, чтобы понять, каким образом модифицировать экономический инструментарий для изучения не только Рационалов, но и просто Людей, при этом мы не стремились внести что-то новое в область исследования именно поведения. Из сформировавшейся группы экономистов, которые стали лидерами в новой области, только Джордж Левенштейн действительно внес вклад в психологию. Будучи по образованию экономистом, Джордж также является талантливым психологом, возможно, этим он обязан частично своим генам. Его второе имя начинается с буквы Ф, что означает Фрейд; Зигмунд был его прапрадедушкой.