Новая Россия в постели

Я слабею, Николай Николаевич. Вы видели фильм «Титаник»? Там девушка замерзает в ледяной воде и сиплым голосом шепчет что-то своему возлюбленному. Я себя чувствую точно так же. Мне холодно, хотя за окном лето и медсестра накрыла меня тремя одеялами. Доживу ли я до утра? Доскажу ли свою историю? Впрочем, мне уже все равно. Мне все стало не важно, незначимо. Только странно, что вас нет. Вчера вы прибегали каждые два часа, а сегодня… Сестра сказала, что вы помчались в институт иммунологии. Что там разрабатывают какие-то новые лекарства, которые пока пробуют только на крысах. Что ж, ради вас я готова стать даже крысой, только что это за лекарство и дадут ли вам его среди ночи? И сколько людей нужно вытащить из постели, чтобы добраться до ампулы с этим не то ядом, не то эликсиром? А даже если вы доберетесь, какую дозу нужно всадить такой крысе, как я?

У меня нет никакой возможности помочь вам, Николай Николаевич. Кроме одной — дождаться вас. Черт побери, будет несправедливо, если вы примчитесь с этим лекарством, а тут мой холодный труп. Я не имею права вас так подвести. Что ж, попробуем удержаться на последнем кусочке моей жизни, как та девушка в ледяном океане держалась на крошечной деревянной двери от каюты в «Титанике».

На чем я вчера остановилась? Помню: я ушла от Мартина. Я была подавлена и ужасно слаба после выкидыша, у меня не было сил даже пройти до конца курс лечения. Хотя по своим последствиям выкидыш для женщины опаснее, чем аборт, после него нужно серьезно лечиться. Но мне тогда было все равно. Я целыми днями лежала, поджав колени, на койке в комнате, которую я сняла. Я зажималась в уголочек, укрывалась пледом и ревела. Я не знаю, на что это было похоже. Это были страдания даже не душевного плана, а физического. Я сидела и смотрела на телефон — позвонит мне Мартин или не позвонит? А когда я выбегала в туалет, или за хлебом, или куда-то еще, я думала: Господи, а вдруг он сейчас позвонит, а меня нет. У меня просто мания началась, что он звонит, а меня нет. Или что я сплю и не слышу. Я загадывала: если он позвонит и позовет меня обратно, я больше ни с кем, кроме него, спать не буду. Но я не могла сказать ему об этом. Ведь если мужчины признаются мне в слабостях к моей особе, я начинаю их жалеть, и у меня возникает брезгливость, как к неполноценному. Что ж ты передо мной так расстилаешься? Да я об тебя еще сильнее буду ноги вытирать! И мне казалось, что Мартин не звонит годами, и я сама набирала его телефон и говорила: «Мартин, ты так долго не звонишь!» Он говорит: «Как долго? Вчера звонил». А меня трясло от того, что же я ляпаю и все не так делаю. Я поняла, что не могу от этого избавиться, что есть только один путь к избавлению — уехать из Москвы навсегда. И я уехала, сказав друзьям, что никогда не вернусь.