Негромкий хлопок где-то в районе багажника почти сразу сменился ревом пламени. Все еще зажимая разбитый нос рукой, Дина обернулась. Открывшийся от удара багажник загораживал большую часть заднего стекла, но и без того было видно, как ярко-оранжевые языки пламени мощным веером вскинулись из багажника. Тут же в салоне зазмеились едкие клубы дыма.
Владимир, чертыхаясь, возился с ремнем, пытаясь отстегнуться. Замок заклинило. Тогда Владимир стал дергать ремень, пробуя вытянуть длину, чтобы поднырнуть под ленту, но сделал только хуже. От резких движений мужчины ремень окончательно заблокировался.
Не заботясь о своем спутнике, Дина, машинально схватив кейс, вывалилась из машины. Ничего не видя перед собой, она споткнулась о высокий гранитный отбойник, кубарем перекатилась через него и замерла лицом вниз. Едва она ощутила холод от сырого асфальта, как оглушительный взрыв пронесся над ней, заставив вжаться в асфальт, забыв о сырости и грязи.
Взрывной волной на нее отбросило какие-то мелкие части автомобиля, копоть и стекла. Инстинктивно вскинув кейс над головой, под прикрытием спасшего ее отбойника, Дина по-пластунски поползла прочь. Только когда жар над головой от пылающей машины пошел на убыль, она осмелилась приподняться и оглядеться.
Чудовищная свечка освещала дорожное полотно во много раз мощнее любого фонаря. Черный, густой дым поднимался на два десятка метров над мостом, сигнализируя другим автомобилистам об опасном месте. Пламя от вспыхнувшего такси захватило с собой и автомобиль, который стал косвенным виновником этого взрыва.
Сквозь дым и огонь с места, где остановилась девушка, было не возможно разглядеть, кто стоял на противоположной стороне. Дина старательно гнала от себя прочь мысль, успел ли выбраться Володя из машины до взрыва, в глубине души понимая, что мужчину будут хоронить в закрытом гробу.
Внимание всех глаз было приковано к горящим автомобилям, и девушку, прижимающую к груди коричневый кейс, никто не замечал, чему Дина была несказанно рада, спускаясь с моста.
Оглушенная и растерянная она машинально переставляла ноги, пока не очутилась в каком-то парке вдали от оживленных магистралей. Вдруг окружившая ее тишина, при мутном свете низких парковых фонарей, помогла прийти в себя. Дина остановилась, огляделась вокруг.
Неровную, с щербинками асфальтовую дорожку с обеих сторон подпирали давно не стриженые кусты. За ними, там, куда не доставал свет от слабеньких фонарей, серыми нестройными столбами виднелись стволы деревьев. Под каждым фонарем притулилась лавка с высокой спинкой, с одной стороны подпираемая мятой урной. Мрачное место. Вполне под стать моему настроению, подумала Дина и присела на ближайшую скамейку.
Праздногуляющих в парке не было, только за кустами виднелись несколько человек. Судя по тому, что они периодически выкрикивали слова "нельзя" и "ко мне", можно было сделать вывод, что это были "собачники" выгуливающие своих питомцев.
Первоначальный испуг схлынул, а вместе с ним и безразличие к погоде. Сырые доски скамейки неприятно холодили бедра. Тонкая ткань джинсов и плаща была ненадежной преградой. Дина подсунула под себя ладони, перевела взгляд на кейс и задумалась. Нужно было звонить Герману Захаровичу. Случись подобное еще несколько часов назад, она бы не раздумывая ни секунды попросила о помощи. Сейчас же, предстоящий разговор с ним, напротив, пугал.
Мобильный телефон в кармане плаща вдруг резко завибрировал. Дина скорее почувствовала, чем услышала звонок. Красун.
– Ты где, Диночка?
– В каком-то парке, – ответила Дина, по тону собеседника легко догадалась, что тому уже доложили о трагедии.
– Где кейс?
– У меня.
– Отлично. Как ты себя чувствуешь? Ты не ранена?
– Нет. Со мной все в порядке.
Выяснив у собачников, в каком именно парке она очутилась и следуя указаниям Красуна, Дина вернулась на лавочку. Красун пообещал, что через десять минут ее подберут и доставят домой.
Собачники разбрелись, бросив Дину в полном одиночестве. Где-то далеко, за деревьями, беззвучно мелькали автомобильные фары. Там продолжала кипеть жизнь, питаясь энергией большого города.
Ссутулившись на лавочке, сунув руки в карманы тонкой курточки, Дина оцепенело наблюдала, как ветерок играет сухими листьями в голубовато-сером свете фонаря. Листья с тихим шорохом то дружно кружились в хороводе, то сердито толкали друг друга, перелетали с место на место и обреченно замирали, попавшись в ловушку черного зеркала лужи в очередной вмятине старого асфальта.
Звука шагов прохожего она не услышала. Услышала только слишком ритмичное, чтобы быть естественным, шуршание крошившихся под подошвами обуви листьев. Высокий мужчина прогулочным шагом шел по аллее, делая вид, что смотрит себе под ноги. Дина насторожилась. Одна. В темном парке. Слишком тяжелым может стать искушение для мужчины склонному к пороку.
Любая червоточинка в душе у человека при таких условиях вмиг вспыхнет черной путеводной звездой, заставив хозяина слететь с законопослушной колеи в грязь и мерзость человеческих поступков.