Новая Сибирь

Заросшая за много лет, но все равно угадываемая дорога, по которой Кирила Кирилыч когда-то ездил на своем мотоцикле, давно уже исчезла, но он старался держать направление, ориентируясь на солнце. В любом случае, рано или поздно он выйдет на дорогу, а там окончательно разберется. Плохо, что ночевать придется в лесу, засветло он явно дойти не успеет, даже если очень поторопится… О том, что ждет его в деревне, Антон старался не думать. Конечно, деревня есть деревня, народ там не тот, что в городе, опять же привык кормиться с земли, друг друга жрать не бросятся. Даже если и бросятся, то не сразу. С другой стороны, отчего не пустить на тушенку случайного прохожего?

В феодальную теорию Фрэнсиса Антон поверил — уж больно убедительно она выглядела. Чего еще, в самом деле, ожидать от общества начала двадцать первого века, сразу перескочившего от телевизоров, мобилок, интернета и автомобилей к голой заднице, отсутствию пищи? Они и раньше-то друг друга поедом ели, в переносном смысле, конечно. Только тогда с жиру, а теперь — с голодухи. Профессор Огурцов предупреждал ведь. Эх, зря повесился профессор. Пошел бы с ними, не пропал бы, небось. И моторчик, может, еще поработал бы, и полезных вещей сколько мог бы им рассказать… Хотя чего он там изучал? Плазменную энергетику, кажется? Кирила Кирилыч вон даже десятилетку не закончил, а научил такому, чего Антон сроду не знал и не умел. Вон береза. Если она первая распустилась, то лето будет хорошим, ясным и солнечным, дожди будут короткие, но обильные. А если ольха первая распустилась, то жди лета холодного и дождливого. Вон бурелом. Бурелом лучше обойти, потому что перелезть с виду легко, а если ногу сломаешь или вывихнешь — беда. Короткий путь не всегда самый правильный, нормальные герои всегда идут в обход, как в «Айболите-66».

Антон в который раз спел свой марш про истошный вопль идиота и подумал, что пора бы устроить привал, когда впереди сквозь ветви мелькнуло что-то оранжевое. Он тут же остановился и упал на колено, щелкнув предохранителем. Даже порадовался сам себе — красиво среагировал! Осторожно начал красться, внимательно глядя под ноги, чтобы не наступить на ветку и не выдать себя. Звуки вокруг были все те же: птицы, потрескивание деревьев, шум ветра в вершинах — никакого признака человека. Однако Антон не торопился.

Оранжевое пятно по мере приближения оказалось нейлоновой палаткой, небольшой, на два человека. Ее купол был установлен под сосенкой, рядом — кострище, с виду очень старое, прошлогоднее. В воздухе плавал сладковатый запах тления, и Антон, уже зная, что увидит, подошел к палатке и слегка приоткрыл полог. Глянул внутрь и отшатнулся — и от зловония, и от зрелища.

В палатке, крепко обнявшись, лежали четыре полуразложившихся трупа. Мужчина, женщина и двое девочек — одна подросток, вторая совсем маленькая. Там же валялись какие-то вещи, дорожная сумка, но Антон не собирался их осматривать. Он отошел в сторону и прислонился к стволу березы.

Судя по всему, семья.

Наверное, как и они, бежали из города.

И умерли здесь, от голода или холода, в часе ходьбы от их домика, где есть огонь, пища…

Как нелепо, как же все это нелепо! Антон сжал зубы до хруста, изо всех сил врезал по дереву кулаком и запрыгал вокруг, взвыв от боли и тряся ушибленной рукой. Потом решительно повернулся и, треща кустарником, вернулся на линию своего маршрута.

Заночевал он в милом месте — на небольшом пятачке между четырех сосен, усыпанном хвоей. Быстро построил около одной сосны шалашик из пары шестов и сосновых лап, разжег небольшой костерок у входа — чудесный запас спичек Кирилы Кирилыча, Антон взял с собой два коробка, — забрался внутрь и принялся грызть полоску вяленой лосятины. Мясо было вкусным, раньше такое прокатывало как деликатес и продавалось в пакетиках по пятьдесят, что ли, граммов как закуска к пиву. Сейчас такого деликатеса у Антона в рюкзаке лежало примерно полкило.

Когда он расправился с четвертой по счету полоской и запил ужин водой из пластиковой бутылки, вокруг окончательно стемнело. Костерок уютно потрескивал, согревая протянутые ноги Антона. Наверное, он привлекал внимание, но люди поблизости вряд ли бродили, а животных огонь, напротив, отпугивал. Натянув на голову капюшон, Антон положил на колени «Сайгу» и закрыл глаза.

Конечно же, он не в первый раз ночевал в лесу. Походы, пикники, байдарки, поездки на Алтай. Но там всегда была компания — с ящиками пива, коньяком, шашлыками, плясками у костра и песнями под гитару, с пьяным путаным сексом в палатках, когда не понять, где чья нога и рука, не говоря уж об остальном. Сейчас Антон был один, и в голову полезли слышанные в тех же походах таежные страшилки. А потом он сдуру начитался бушковской «Сибирской жути» — про деревни медведей-оборотней, про лесных волосатых людей, заманивающих грибников в чащу, про заброшенные сталинские лагеря, по которым бродят жертвы еще довоенных чудовищных экспериментов…

Где-то неподалеку треснула ветка, и Антон быстро открыл глаза, сняв «Сайгу» с предохранителя.

И снова тишина.