Отличная идея – пристроить домик к неглубокой сухой пещере. Деревянные сени и небольшая комнатка, плавно переходящая в единственный нерукотворный грот, обеспечивали приют мага оригинальным смешанным интерьером. Переносные люмены отбрасывали пятна зыбкого света на массивный каменный потолок и отвесные стены, покрытые ажурными натеками, находчиво приспособленными под полки для вещей.
– Креативно, – оценила я убежище.
Мужчина качнул люменом, посылая луч света в дальний угол.
– Пещера небольшая, но сквозная, – пояснил он, – в конце над скоплением валунов есть щель, достаточная, чтобы пролезть человеку. Поэтому в пещере всегда чистый воздух, а в случае дождя я закрываю её щитом. Магическим или обычным деревянным. Иметь второй выход очень удобно.
И предусмотрительно.
Я присмотрелась к хозяину пещеры повнимательнее. Крепкое, тренированное тело. Шапка густых смоляных кудрей. По-мужски привлекательное лицо крупной, грубой лепки. Загорелую кожу и глаза, настолько темные, что кажутся черными, – особенно глаза! – словно подсвечивает изнутри неугасимый огонь магии. Пламя подлинного, природного волшебства. Возраст у такого сильного мага угадать невозможно. Ему может быть как тридцать лет, так и пятьдесят. Или больше.
Мужчина тем временем провел сильными чуткими пальцами по матово-черной поверхности, безошибочно нащупывая затвор чешуи. Захмелевший от моей крови агрант послушно раскрылся.
Маг снял его с моей руки, бережно положил на стол, приласкав костяную броню мимолетным касанием ладони.
По каменной отлогой лестнице он спустился в неширокий зал, что-то разыскивая. На причудливых складчатых стенах заметалась длинная кривая тень, рождая мысли о пещерных троллях.
– Магическое и физическое истощение, – маг материализовался передо мной с какой-то склянкой. Несмотря на тяжеловесные формы тела, двигался он с опасной грацией, весь из сплошных мышц и отработанных годами рефлексов. – Рану от агранта лучше залечить.
Я споро перехватила его руку:
– Стоит ли доверять магу-отступнику?
Его ресницы дрогнули, скулы чеканно проступили, челюсти напряглись.
– Отступником я никогда не был, – он мягко отвел мою руку, быстро нанося снадобье. – Ты меня узнала?
– Не я, – я пожала плечами, – агрант.
Он опустил глаза, аккуратно растирая и промокая мазь, а я пояснила:
– Агрант дался тебе в руки. Он и сейчас дрожит от нетерпения. Думаю, что и здесь я из-за него. Маг и его агрант всегда найдут друг друга.
– Так и есть, – резкие черты лица смягчились, когда он огладил взглядом боевое оружие.
– Как ты мог отречься от него? – я не осуждала – удивилась.
Маг резко вскинул почерневшие глаза:
– Амори нужно было показать всем доказательство моей смерти, он его получил. А после… защита меня не подпускала. Не захотел рисковать, привлекая к нему и себе внимание. Предпочел без помех наблюдать за тобой, чем вернуть агрант.
Наблюдать за мной, да? Его деликатное прикосновение сделалось невыносимым, а ещё минуту назад приятно охлаждающая мазь вдруг обожгла каленым железом. Я дернулась, стремясь сбросить ставшие ненавистными пальцы. Маг удержал меня, быстро перебинтовал рану. Я еле вытерпела, честно.
– Алинор? – напряженно окликнул мужчина, и все прошлые ощущения перестали иметь значение.
– Как ты назвал меня?! – я сдавленно ахнула как от удара под дых.
– Алинор. Ты приняла это имя при посвящении. В честь твоего родного города – Алинордэн. Это старый обычай боевых магов – брать себе прозвища, которые известны только собратьям по оружию.
Произнесенное имя подействовало на меня так, как ещё никто и ничто в этом мире. Он пробило меня насквозь, сметя к троллям осторожность, навыки самоконтроля разведчика и привычку притворяться профессионального шпиона. В открывшуюся зияющую брешь хлынули неуправляемые, давно подавляемые эмоции.
Я стиснула задрожавшие пальцы в кулаки, отчаянно ловя остатки самоконтроля, чувствуя, как всё поднимается, бурлит внутри, а на глазах вскипают злые слезы:
– Так ты был жив и здоров всё то время, что я пролежала трупом, собрат?
– Алинор…
– Почему не убил? Почему не убил меня… до конца? – хотелось кричать, но горло перехватило спазмом, и слова вырывались отрывисто и глухо.
– Я никогда не пытался убить тебя, Алинор! Это всё равно, что покончить жизнь самоубийством! Ведь я люблю тебя, всегда любил. Твой сон… был ошибкой, и не моей.
– Ты любил меня? – голос упал до сдавленного злого шипения. – Это и есть твоя любовь?
Все жалкие остатки самообладания смыло приливной волной ярости, и боль и растерянность уступили место гневу.
– Почему ты бросил меня там, Этьен? – его имя пришло сразу, прорвалось звонким, надорванным криком. Теперь я была больше злой, чем несчастной, и спазмы отступили. Я могла говорить. Могла орать. Требовать ответа. И могла драться.
– Чтобы ты жила, Алинор…