– Это дурно рекомендует тебя и твое дело и не делает чести твоему сану, великий муфтий, что ты прибегаешь ко лжи! – воскликнула принцесса.
Мансур-эфенди вздрогнул, как ужаленный змеей.
– С каких это пор принцесса прибегает к подобным выражениям и обвинениям! – воскликнул он. – Это подвергает ее опасности не быть больше принятой в этом месте.
– Я больше и сама не побеспокою вас своим посещением: в последний раз видите вы меня здесь, – гордо отвечала принцесса.
– Значит, ты пришла объявить нам разрыв?
– Вы сами вызвали его с той самой минуты, как осмелились подкупить моего слугу. Я не за тем пришла, чтобы что-нибудь объявить вам, на это у меня есть слуги. Мою благосклонность вы употребили во зло. Я пришла узнать от вас о местопребывании пророчицы.
– Язык твой, светлейшая принцесса, так изменился со вчерашнего празднества, что ты должна извинить нас, если мы не совсем понимаем его, – отвечал Мансур-эфенди резким тоном. – Говорят, тебе не удалось намерение твое сочетаться браком с молодым пашой, который своим быстрым возвышением обязан твоей благосклонности, отсюда понятно твое раздражение, однако же…
– Замолчи! – перебила Рошана Мансура. – Это ложь! А шейх-уль-ислам, раз заслуживший подобный упрек, не может долее оставаться на своем высоком посту. Я открыто обвиняю тебя во лжи, и это погубит тебя, дерзкий. Молодой паша, о котором ты говоришь, ничем мне не обязан. Он слишком благороден, чтобы принять награду, им не заслуженную. Это редкий пример в нашем государстве, и желательно было бы, чтобы он нашел многих подражателей. Я еще не кончила! – повелительно воскликнула принцесса, когда Мансур хотел возразить ей. – Подожди, пока я тебе позволю отвечать. Я требую, чтобы ты сказал, где находится Сирра-пророчица. Если ты откажешься открыть мне ее местопребывание, это будет доказательством твоего страха и вины, великий муфтий: если бы ты не боялся показаний пророчицы, тебе не к чему было бы скрывать ее местопребывание. Отвечай мне теперь!
Мансур-эфенди дрожал от злобы, никто еще никогда не осмеливался обращаться к нему с подобными словами. Он, которого боялись все, даже султан и великий визирь, стоял теперь перед женщиной, называвшей его лжецом.
– Если я никому не говорю о местопребывании этой личности, виновной в гнусном обмане, на то моя воля – и воля эта непреклонна, – сказал он дрожащим голосом. – Впрочем, за этими сведениями я должен посылать всех к мудрому справедливому кади Стамбула и Скутари, – продолжал он, указывая на Гамида. – Эта девушка, допускавшая называть себя чудом, подлежит его суду и вполне зависит от его воли.
– Я спрашиваю вас обоих: вы ведь действуете заодно. Назовете ли вы мне место, куда вы заключили пророчицу?
– Я не вижу никакого основания исполнить твое требование, светлейшая принцесса, – отвечал Гамид-кади.
– Так вы не дадите мне никакого объяснения?
– Никакого, – сказали в один голос Мансур и Гамид.
– Так другой потребует его у вас! – грозно воскликнул принцесса, причем насмешливая улыбка скользнула по губам Мансура. – Бойтесь меня: теперь я ваша противница!
И с этими словами она отвернулась от них и направилась к выходу.
Был уже вечер, когда она оставила башню Мудрецов. Выйдя из развалин, она увидела старого полунагого укротителя змей, который стоял на дороге у дерева и просил милостыню. Увидев принцессу, он сложил на груди свои худощавые руки и опустился на колени. Рошана бросила ему несколько монет, причем ясно расслышала следующие многозначительные слова, которые успел шепнуть ей старик.
– О принцесса, не ищи Сирру здесь, она у палача Будимира.
Удивленная принцесса только хотела обратиться с вопросом к старику, как вдруг возле своей кареты заметила Лаццаро. Тут она сразу поняла, что присутствие ее слуги побудило старика так тихо произнести свое таинственное известие.
Она быстро подошла к карете. Лаццаро открыл дверцу.
Он стоял у кареты в смиренной, раболепной позе, ожидая принцессу.
– Что тебе здесь надо? – спросила Рошана в сильном негодовании.
– Твоей милости, высокая повелительница! Сжалься надо мной, выслушай меня! – отвечал грек и бросился на колени.
– Прочь с глаз моих, негодяй! – закричала на него принцесса.
– Прости, выслушай меня. Смилуйся, светлейшая принцесса!
– Для тебя у меня нет более снисхождения. Не теряй слов понапрасну. Двери моего дворца заперты для тебя. Никогда более не пытайся проникнуть ко мне, не то мои слуги плетью прогонят тебя, изменник!
И отвернувшись от него, она поспешно вошла в карету.
Лаццаро отскочил назад и поднялся, страшно сверкнув глазами.
– Это твоих рук дело, Сади-паша, – пробормотал он, скрипя зубами. – Я мешаю тебе в твоих любовных похождениях. Этого Лаццаро никогда не простит тебе. Раз уже я поклялся в твоей смерти, когда ты похитил у меня Рецию. Теперь чаша переполнилась. Хорошо же, паша, ты прогоняешь меня из дворца принцессы, за это я проткну твое сердце кинжалом, где бы я тебя ни встретил!
XXVIII. Мать и сын
Теперь вернемся к Реции и принцу.