Новая Ты

Когда раздается размеренный храп, я открываю дверь. Спасибо, таблетки, – Хендерсон абсолютно неподвижен. Спасибо, голливудские стандарты и салоны эпиляции, – у него на теле ни одного волоска. Стягиваю кабельными хомутами его запястья и – хоть это и унизительно (как я скучаю по своей клетке, где не приходилось опускаться до подобных низостей!) – отдергиваю одеяло и связываю ноги. Прикрываю мягким одеялом и даю пощечину. Ничего. Еще раз. Опять впустую. Снова и снова, пока он не приходит в себя и не начинает орать. Ведет себя как ребенок. Надеваю наушники и терпеливо жду, когда он смирится с обстоятельствами. Играет саундтрек к фильму «Парни из Джерси», совсем не хипстеркий музон. Наушники у Хендерсона шикарные: никаких посторонних звуков. Наблюдаю, как он мечется, словно издыхающая акула.

Когда комик затихает, снимаю наушники и беру его «Айпэд». Спрашиваю пароль. Вместо того, чтобы спокойно ответить, он начинает метаться и стонать:

– Нет, нет, прошу, нет…

Подношу к его лицу разделочный нож от Рейчел Рей. Берет себя в руки.

– Марджи девятнадцать.

– Что за Марджи? – спрашиваю я простодушно.

– Моя жена.

Смотрю на него вроде как с удивлением.

– Бывшая, – поправляется он.

Ввожу пароль. Так, теперь надо написать его домработнице. Спрашиваю номер.

– Что? Зачем? – пытается протестовать он. – Скажи, чего ты хочешь. Все отдам. Только отпусти.

– Я сказал, чего хочу, – номер домработницы.

– Давай я переведу тебе деньги. Продам дом, отдам наличные… – Он всхлипывает, идеальный лоб блестит от пота. – Ну, пожалуйста!

Если не остановить его, он так и будет ныть, предлагая мне золотые горы, поэтому я повторяю:

– Мне не нужны твои деньги. Скажи номер домработницы.

До него наконец доходит.

– Дженнифер. Она есть в контактах.

Нахожу «Дженнифер Уборка», рядом с «Дженнифер Сиськи», «Дженнифер Большие сиськи» и «Дженнифер Без сисек», и пишу: «Джен, завтра у тебя выходной. Тут работа для клининговой службы. Извини, если разбудил».

Ответ прилетает тут же:

«Спасибо!»

С делами покончено. Пришло время повеселиться. Приказываю Хендерсону прекратить ныть. Он умоляет отпустить его, но я непреклонен. Снова начинает орать. Усаживаюсь на его шикарный белый офисный трон.

– Когда она тебе это сказала?

– Отпусти меня, мать твою!

– Когда она тебе это сказала?

– О чем ты? У меня в сейфе пятьдесят кусков – отпусти!

– Я говорю об Эми.

– О ком?

– Об Эми! – срываюсь я. – Хватит дурака валять! Сам рассказывал о ней на гребаном шоу, и сегодня тоже. Не надо делать вид, что ты не понимаешь, о ком я.

Он сглатывает. Кивает.

– Что ты хочешь знать?

– Когда вы познакомились?

Его нижняя губа начинает дрожать.

– Это что… Ты из Сети?

Молча смотрю на него. Как можно быть таким идиотом?

– Нет. Я из реального мира.

Снова орет и вырывается. Я думаю о будущем. Представляю, какая шумиха поднимется в Интернете, когда станет известно о безвременной кончине этого бездарного кумира молодежи. Кто-нибудь сольет информацию о секретной коробке с фотками бывшей жены, и эксперты-психологи примутся вещать про частые депрессивные расстройства у комиков. Общественность будет потрясена тем, что Хендерсон решил покончить с собой на пике карьеры. Чужой суицид настраивает живых на философский лад. Так и слышу, как начнется:

«Это лишний раз доказывает, что деньги не главное».

«Не разведись он, все было бы иначе».

«Слава богу, хоть детей не оставил».

«Как жаль, что не осталось детей».

«Бедная его мать…»

«Надо же: в свой последний вечер он хвастался, что очень счастлив».

Наконец Хендерсон затихает. Тяжело дышит, потеет.

– Чего ты хочешь?

– Я уже сказал. Как ты познакомился с Эми?

– Ты что, ее парень?

– Я хочу знать, как ты познакомился с Эми.

Кивает. На одеяле ни одного пятна от черники. Впрочем, денег у него полно, так что постельного белья тоже наверняка завались. Простыни такие нежные и мягкие, что даже те, которые понравились Эми в Литтл-Комптоне (когда мы еще были вместе), показались бы грубыми.

– Познакомились в «Сохо-хауз».

Представляю, как Эми сидит, закинув ногу на ногу, у барной стойки закрытого частного клуба и улыбается похотливым толстосумам, которые ходят туда, чтобы тусоваться с такими же, как они, богатыми развратниками и снимать девочек. Место для шлюх типа Дилайлы и выскочек типа Хендерсона. Роскошно обставленный бордель.

– Так. И что дальше?

– Она сидела в баре и строила мне глазки. Я подошел и спросил, с какого она года.

– Что?

Он издевается? Втыкаю нож в ручку дорогущего белого кресла.

– Просто на ней была футболка с Питером Старком, а несколько моих знакомых учились на этом курсе.

– Что за Питер Старк?

Он приподнимает брови, будто не знать этого – грех, но тут же спохватывается и говорит заискивающе:

– Продюсерский курс имени Питера Старка в университете Южной Калифорнии.

Похоже, туда Эми тоже метила и футболку специально искала. Хендерсон снова начинает стонать:

– Слушай, возьми лучше пятьдесят кусков.

– Что было дальше?

– Не знаю, – бубнит он. – Что обычно бывает? Я заказал ей десяток коктейлей, попросил телефон, а потом… потом просто вырубился. Домой меня привез водитель.