Новая встреча. Неизданные беседы

Да, Идиарте Борде. И странно, что в стране эта реальная история совершенно неизвестная, все, кто читал мой рассказ, полагают, что я ее выдумал. В Уругвае об этом историческом эпизоде тоже никто уже не помнит; получается, я спас его от забвения. Точно не помню, когда все это произошло… но, кажется, в первое десятилетие двадцатого века.[41]

7. Блез Паскаль

Освальдо Феррари: Мне думается, Борхес, что главная проблема, которая больше всего занимает вас, — это время, а, например, Паскаля — пространство.

Хорхе Луис Борхес: Да, при мысли о бесконечности пространства он ощущал головокружение. Любопытно вот что: если вы перечитаете «De rerum natura»[42] Лукреция, то увидите, что он был зачарован идеей бесконечного пространства.

Бесконечной вселенной.

Да, бесконечной вселенной; он ощущал нечто, похожее на головокружение, но — головокружение приятное. Шпенглер — однажды я уже говорил об этом — полагал: греки, а затем римляне, их ученики, представляли мир в виде ряда сфер, расположенных в пространстве, отсюда — Фаустова культура, зачарованная идеей бесконечности времени и бесконечности пространства. Но Лукреций, задолго до Фаустовой культуры, уже был зачарован этой мыслью, а позже она, эта мысль, ужаснула Паскаля.

Ясно.

И вот что любопытно. Шпенглер говорит, что такая книга, как «De rerum natura», должна была предшествовать «Мыслям» Паскаля, если принимать во внимание не только хронологию, но и менталитет; сейчас мысль о бесконечном времени или пространстве нас уже не ужасает. Во всяком случае, наше воображение с ней примиряется.

Идеи Коперника и Галилея тоже должны были предшествовать Паскалю.

Да, думаю, что и Цицерон тоже был зачарован идеей пространства, заполненного мирами, такими же сферическими, как наш, и некоторые из них являлись двойниками; он верил, что в те же минуты, когда он пишет, другой Цицерон, на другой планете, пишет то же самое; он предвосхитил идею Ницше о «вечном возвращении», высказанную много позже, и он говорил не только о времени, но и о пространстве: о бесконечном пространстве со всеми возможными либо существующими ныне мирами. Эта мысль есть… в трактате «О природе богов», да, в «De natura deorum», там, на какой-либо странице. Скорее всего, у него был какой- либо предшественник, грек; не думаю, что подобное придумал сам Цицерон, он прочитал эту мысль у какого-нибудь грека.

Всё — от греков.

Полагаю, что да. А Цицерон был внимательным читателем греков…

Вне всякого сомнения… Но страх Паскаля был вызван не только бесконечностью пространства, но и ничтожностью людей. Иначе говоря, он видел, что в этой беспредельности мы практически и не существуем.

Да, он ощущал головокружение от подобной мысли, а Лукреций был убежден в ее истинности.

В своем эссе вы приводите слова Паскаля о «безмерной бесконечности пространств, мне неведомых и не ведающих обо мне»[43].

Думаю, что они попали и в поле зрения Валери[44]

, ведь Валери пишет, что многим мыслителям, — предшествующим Паскалю, em современникам, родившимся позже, — звездный купол не внушал подобных идей; они видели в мироздании порядок, ощущали не ужас, а радость от созерцания бесконечного числа звезд, расположенных в определенном порядке, они подчиняются высшим законам, и в этом — одно из доказательств существования Бога.

Пространство — это космос, порядок.

Да, пространство — это космос, это порядок, а не хаос.

Есть и еще одна проблема, которая, как мне представляется, связана с размышлениями Паскаля о пространстве, проблема более сокровенная, — это воплощение и распятие Христа. В своих последних работах он пишет, что мысль о воплощении божества смущает его душу.

Агностики, — ну, кто-либо из них, — утверждали, что Христос не был распят, распят был фантом, поскольку Бог не может испытывать мук и страданий.

И не может воплотиться.