Читаем Новая жизнь полностью

В этом сонете я делю самого себя на два начала, следуя раздвоению моих мыслей. Одну часть я называю сердцем, то есть желанием, другую -- душою, то есть разумом, и передаю разговор одного с другой. И что уместно называть желание -- сердцем, а разум -- душою, достаточно ясно тем, которые -- как мне угодно и приятно -- смогут проникнуть в смысл этих стихов1. Верно, что в предыдущем сонете я защищал стремления сердца против стремления глаз, и это, кажется, противоречит тому, о чем я пишу в настоящее время. Поэтому я уточняю и говорю, что в предыдущем сонете я равным образом понимал под сердцем -- стремление, ибо сильнее было тогда во мне желание предаваться воспоминаниям о благороднейшей даме, чем желание лицезреть другую, хотя уже тогда я ощущал, правда в слабой степени, и это желание. Отсюда видно, что одно высказывание не противоречит другому2.

Этот сонет имеет три части: в первой я говорю, обращаясь к этой даме, о том, как все мои желания устремлены к ней; во второй -- о том, как душа, то есть разум, обращается к сердцу, то есть к вожделению; в третьей я привожу ответ сердца душе. Вторая начинается так: "Душа узнать стремится..."; третья -- так: "Душа задумчивая..."

Благая мысль мне говорит пристрастно

О вас, пленившей дни мои и сны.

Слова любви столь сладости полны,

4 Что сердце, кажется, со всем согласно.

Душа узнать стремится ежечасно

У сердца: "Как с тобою пленены?

Зачем лишь ей одной внимать должны?

8 Слова иные изгоняешь властно!"

"Душа задумчивая,-- говорит

Ей сердце,-- это дух любви нам новый;

11 Он мне, таясь, открыл свое желанье.

А добродетели его основы

В очах прекрасных той, что нам сулит

14 И утешение, и состраданье".

XXXIX

Наступил день, когда против этого неприятеля разума поднялось во мне почти в час ноны1 могущественное видение. Мне казалось, что предо мной преславная Беатриче, в том же одеянии кроваво-красного цвета, в котором она впервые явилась моим глазам2, и казалось мне -- она в том отроческом возрасте, в котором я узрел ее впервые. Тогда я погрузился в мысли о ней и вспоминал ее, следуя смене прошедших времен. Сердце мое начало мучительно раскаиваться в желании, столь низменно мною завладевшем в течение нескольких дней, несмотря на постоянство моего разума3. Когда же скверное желание это было изгнано, все мысли мои обратились снова к благороднейшей Беатриче4. И я говорю, что с тех пор я начал с такой силой думать о ней всем моим устыженным сердцем, что вздохи часто свидетельствовали об этом, ибо все они повествовали о том, что говорило сердце, повторявшее имя Благороднейшей, и о том, как она покинула нас. Случалось, что такую скорбь таила в себе иная мысль, что я забывал и ее, и место, где я находился. Этот новый пожар моих воздыханий воспламенил некогда утихшие рыдания, так что глаза мои, казалось, желали лишь плакать. И часто случалось, что из-за длительной привычки проливать слезы образовались вокруг моих глаз пурпурные венцы, которые обычно появляются у тех, кто перенес мучения. Легкомыслие моих глаз, таким образом, было наказано, как они и заслуживали, так что с тех пор они не могли глядеть на даму, которая снова могла бы ввергнуть их в подобное состояние. Стремясь к тому, чтобы это дурное желание и это тщетное искушение были уничтожены так, чтобы ни малейшего сомнения не вызывали до этих пор написанные мною стихи, я решился написать сонет, в котором я выразил бы смысл этого комментария. И тогда я написал сонет: "Не одолеть мне силу воздыханья"; и в нем я сказал "увы", ибо мне было стыдно за то, что глаза мои столь заблуждались.

Этот сонет я не делю, поскольку, как очевидно, он в этом не нуждается.

Не одолеть мне силу воздыханья -

Мне каждое -- увы! -- не удержать,-

Глаза побеждены и созерцать

4 Не могут видящих их состоянье.

В моих глазах теперь лишь два желанья:

Лить слезы и страданье показать.

Амор на них кладет свою печать -

8 Вокруг венцы от горечи рыданья.

Так помыслы, исполненные муки,

Упорствуют и в сердце восстают.

11 И Бог любви измучен их тоской.

Но скорбные рыдают и поют:

Мадонны имени в них слышны звуки

14 И много слов о смерти всеблагой.

XL

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман