Новая Зона. Крадущийся во тьме

Он терпеть не мог разбитого сна. Сколько Ворон себя помнил, ему проще было не ложиться вовсе, нежели, как советовали особо умные доброхоты, прилечь минуточек на тридцать, а затем встать совсем другим человеком. У «совсем другого человека» раскалывалась голова каждый раз, когда он не отводил сну минимум четыре-пять часов в сутки, и сейчас его состояние не казалось лучше, несмотря на три таблетки анальгина.

Шувалов тем не менее выдохнул с облегчением: видимо, возмущенный Ворон был ему более понятен и привычен, чем разводящий политесы.

— К Денису я всегда относился и отношусь хорошо, ты ведь знаешь, — сказал он. — Но, уверен, ты сам не захотел бы вводить его в курс дела, по крайней мере пока.

— Уже интереснее.

— Ты знаешь об убийствах сталкеров?

— Конечно. В том числе вы, Василий Семенович, прожужжали мне все уши. — Ворон поморщился.

Сам по себе факт уменьшения числа сталкеров его не беспокоил. Действительно выдающихся представителей этой братии набралось бы человек двадцать от силы, а легендарных, к которым относился и сам Ворон, — единицы. Остальные же представляли собой обыкновенное «мясо» (на войне прибавляли «пушечное», Ворон предпочитал определение «зоновое»). Да и выдающимися личными качествами рядовые ходоки в Периметр не обладали: бывшие гопники и бандитская шелупонь, решившая по-быстрому срубить бабла на артефактах. Этих не только было не жаль, Ворон с удовольствием пожал бы руку «санитарам Зоны», избавляющим Москву от этих деятелей.

Конечно, имелись и другие, но в гораздо меньшем проценте: романтические идиоты, например, или бывшие военные, москвичи, не нашедшие себе места и пошедшие в сталкерский бизнес не от хорошей жизни. Тот же Николай Дмитриев, сын известного олигарха Олега Дмитриева, являлся классическим идейным дурнем, потащившимся в Зону поглядеть на «филиал Преисподней на Земле».

Те, кто избрал своим ремеслом хождение в Периметр и обратно, балансировали на лезвии бритвы. Разборки между кланами являлись обычным делом, особенно сейчас, когда правительство увеличило надзор за московской Зоной в разы.

В прошлом войны кланов выливались в вооруженные конфликты на улицах подмосковных городов, но, к счастью, быстро сошли на нет. В феврале полиция обезвредила Пашку Миллионера, курировавшего клан «Резина», занимающийся поставками «ведьминого студня», и арестовала почти всех сталкеров, входящих в бандитскую группу «Зародыш», пытавшихся отжать этот бизнес.

При невозможности ведения открытого противостояния вне Периметра самые одиозные из лидеров и собранные ими кланы взялись за войну скрытую: компроматов и заказных убийств. Однако то, что происходило в последние месяцы, не походило на обычные разборки. Убивали всех без разбора: входящих в мирные кланы, одиночек, даже тех, кто работал на исследовательские центры, курируемые Центром Аномальных Явлений.

Шувалов выпросил у ЦАЯ дополнительное финансирование и организовал аналитический отдел, занимающийся только убийствами сталкеров по всему Подмосковью. Он поднатужился и выделил деньги на ремонт одного из корпусов, стоявшего на отшибе у забора и никак не использовавшегося (причем в рекордный срок). Корпус превратили во что-то вроде гостиницы, куда временно переселяли работавших на ИИЗ сталкеров.

Шувалов не хотел терять людей, и Ворон прекрасно понимал его, однако сам переезжать отказался наотрез и постоянно шутил на тему того, что убийце теперь не придется искать жертв поодиночке. Зачем, если достаточно будет проникнуть на территорию, подорвав забор или сделав подкоп, дойти до гостиничного корпуса и устроить «Техасскую резню бензопилой» в условиях российского городка Пущино?

В каждой шутке, как известно, находится изрядная доля правды. Ворону казалось, будто зверскими убийствами занимается какой-то на голову больной маньяк, задавшийся целью истребить сталкеров как вид (учитывая идейную политику некоторых не шибко умных политиканов, странно, что такой псих не появился раньше). Ворон не хотел, но, пару раз высказав подобную идею, подтолкнул Шувалова к действиям. Увы, все психологи, к которым тот обращался за консультацией, повторяли одно и то же, исключая саму возможность появления подобного человека.

«Все маньяки падки на внимание, — говорил какой-то деятель, снисходительно смотревший на Шувалова и присутствовавшего во время разговора Ворона. — Если бы зверства устраивал такой человек, он непременно оставлял бы на месте преступления какую-нибудь характерную деталь: вещь или надпись, или убивал одним способом. Более того, большинство маньяков одержимы идеей своей богоизбранности, если угодно».

«И в конце концов, ему пришлось бы быть одновременно в трех разных местах, — поддакивал некий полицейский чин, специально прибывший в ИИЗ. — Нет уж, господа ученые, занимайтесь своим делом, а к нам не лезьте».

Шувалов и так занимался, а оставить убийства без внимания просто не мог, поэтому Ворон и ездил в институт гораздо чаще, чем в собственный офис в Серпухове, и даже не особенно выказывал неудовольствие по этому поводу (если, конечно, его не будили посреди ночи).