Новая Зона. Крадущийся во тьме

Клубок подскочил к палке и насадился на нее, из кухни само собой приползло вафельное полотенце — и вот посреди комнаты образовалась этакая кукла, отчего-то ассоциирующаяся с «кикиморой». Он видел подобные «псевдоорганизмы с матриц по трупам», как называл их Дим, всего несколько раз, но Никите хватило.

Однажды в Зоне, когда ему взбрело в голову сунуться в подъезд, Никита едва успел унести ноги от подобного существа, благо, веса у «кикиморы» оказалось, как у самой настоящей тряпичной куклы. Вышибить дверь квартиры на первом этаже, в которую Никита успел забежать и запереться, сил у нее не хватило. Она лишь кружилась возле лифта, слепо тычась в стены, скреблась. В квартире нашлись несколько «циркулей» и «огниво», Никита собрал их в контейнер, как учил Дим, и ретировался через окно, едва не угодив в аномалию «соловей». Чудом миновал, по самому краешку прошел. Охоту лазать в заброшенные дома с тех пор отшибло.

«Кикимора» покачнулась, неуверенно прыгнула в его сторону и тотчас отскочила, крутанулась и замерла.

Пожалуй, он мог бы успеть удрать, только не мимо «кикиморы» к двери, а в окно. Черт бы с ними, с порезами, даже пусть и глубокими, жизнь — дороже. Однако пока существо не нападало, Никита сидел на месте и не делал резких движений: не хотел привлекать внимания. Зрительными функциями клубок не обладал, как и слуховыми, а вот на вибрацию пола, наверное, мог как-то среагировать.

Словно уловив некий ритм, доступный только ей, «кикимора» принялась подергиваться и притоптывать ногой-черенком. Звук получался глухой из-за ковра. Существо совершило два прыжка в одну сторону, три в другую, подскочив, сделало сальто и закружилось, характерно потрескивая.

«Это уже даже не чертовщина, — подумал Никита. — Наверное, так и образуется новая Зона».

Страха он не ощущал, скорее, научный интерес.

«Кикимора» продолжала кружиться, ворожить, полностью оттягивая на себя внимание.

— Ай! — вскрикнул Никита. Руку ожгло огнем, а сердце подскочило к горлу и ухнуло куда-то в желудок.

Зря он так уставился на «кикимору». Пока наблюдал за ней, чайная ложечка — «тараканья лапка» — подползла поближе, да как шибанула током по пальцу. Звук голоса на проявления Зоны однозначно подействовал: ложечка застыла (притворялась, не иначе), а «кикимора» принялась вертеться с удвоенной силой, сантиметр за сантиметром скрадывая расстояние до Никиты.

— Твою ж мать налево! — громыхнул из прихожей голос Дима, и «кикимора», словно испугавшись, рухнула на пол, распавшись на составляющие части. — Что ты здесь устроил?

— Ты не поверишь! — радостно воскликнул Никита и осекся, стоило человеку, присвоившему голос Дима, войти в комнату.

Огромный детина в птичьей маске, рясе и с бензопилой «Дружба» наперевес покачал длинным клювом и двинулся к столу, пнув клубок в сторону.

Никита заорал.

* * *

— Нет, нет и еще раз нет! Я не возьму в Зону труса! — Ворон подпирал бедром стол и выглядел крайне недовольным. — Пусть даст всю имеющуюся у него информацию, касающуюся схрона, я сам схожу и посмотрю, что и как.

— Ты же видишь, он многое умалчивает. — Нечаев снял очки и принялся тереть веки.

— В вашу задачу, дражащий мой Владлен Станиславович, как раз и входит отделить зерна правдивой информации от плевел лжи, — елейным голосом заметил Ворон, наплевав на приличия, и уселся на столешницу, болтая ногами.

Нечаев вздохнул.

— Если бы все было настолько просто… — сказал он. — Ты же видел этого Никиту.

— Потому и утверждаю: он трус. А кроме этого, подобные ему люди глубоко антипатичны мне как личности. — Ворон скорчил кислую мину и покачал головой. — Может быть, в обывательской среде и ценятся приспособленцы. Например, они составляют процентов девяносто офисного планктона. Однако их и на километр к Периметру подпускать нельзя.

— Скольких ты водил, кого нельзя? — усмехнулся Шувалов.

В этом разговоре глава института придирался чуть ли не к каждому слову и даже умудрялся язвить. Ворон пока не знал, как на подобное реагировать.

— Зона таких десятками жрет и не давится, — произнес он как можно спокойнее. — Он же ни одной аномалии не пропустит. В книжечках, которыми это молодое дарование зачитывается, опять же каждый второй — типичный маленький человек в футляре собственного мозгое…

— Игорь! — осадил его Шувалов. Он сидел в глубоком кресле в углу между глухой стеной и окном, а не во главе стола, как обычно, читал какие-то документы, водрузив на нос очки в массивной черной оправе, но за разговором следил внимательно.

— Мозговыеживания, — поправился Ворон и, прямо посмотрев на Шувалова, заверил совершенно иным кристально искренним тоном: — Простите, Василий Семенович, больше никакого мата.

— Да при чем здесь великий и могучий? — всплеснул руками тот. — Не лепи ярлыков, ты видел парня впервые в жизни!