Новая Зона. Критерий страха

Вероника и отец сидели рядом и смотрели перед собой, прямо в глаза Андрею, словно видели его. И казалось, эта пауза, эта тишина и эти встречные взгляды дарили им надежду. Пространство вокруг родителей Андрея стало расплываться в черную пургу, как будто злой туман окутал и поглотил их. И только чернота осталась перед глазами Малахова, растворив его в небытие.

– Папа, папа! – детский голос вернул Андрея в сознание.

Он сидел в удобном плетеном кресле на зеленой лужайке. Перед ним играли дети. Две девочки трех и четырех лет. Почему-то не было сомнения, что им именно три и четыре года. И хотя Малахов ощущал, что сидит на лужайке, он словно был разделен невидимой стеной с этими детьми.

– Папа, папа, куда ты пропал? – не успокаивалась старшая девочка. – Мама, а куда пропал папа?

– На голос детей прибежала Катя.

– Аня, Оля, почему вы шумите? Вы что, не знаете что папа в командировке. Он скоро вернется.

– Ты все время говоришь, что он вернется, – надула губы младшая. – А он не возвращается и не возвращается. Но папа только что был тут!

– Как был? – На лице Кати был написан испуг. – Где был?

– А так бывает во сне! – объяснила старшая. – Когда снится, что ты видишь кого-то, а только хочешь проснуться – и его нет. Так бывает с подарками! С тем мишкой плюшевым.

– Оля, ты же сама знаешь, что таких мишек не бывает! Не может плюшевый мишка быть живым. А папа обязательно вернется. Ты же знаешь, кто он у нас?

– Наш папа – звёздный капитан! – вместе радостно продекламировали девочки.

– Правильно. – Катя обняла обоих дочек. – А звезды от нас далеко. Очень далеко!

– Даже дальше, чем дедушка и бабушка? – спросила Аня.

– Конечно дальше!

– Но ведь звезды мы видим каждую ночь, а дедушку и бабушку редко, – возразила Оля.

– Вот мы на следующей неделе поедем к ним, а может, они к нам приедут. А на звезды…

– А на звезды только наш папа летает, – закончила младшая.

– Правильно!

– А меня дети в садике дразнят, что я врушка. Они говорят, что так не бывает, что папам памятники ставят. Но это же наш папа на площади в центре города стоит?

– Да наш. – Катя сжала губы, стараясь не заплакать. – А ты им скажи – пусть не завидуют. У тебя самый лучший папа. И вообще, хочешь – больше в садик не пойдешь?

– И я тоже хочу! – запрыгала от счастья младшая.

– И больше не пойдете!

– Урааа! – Девочки побежали по лужайке, давая выход эмоциям.

Катя долго смотрела им вслед а потом, словно зная, что Андрей рядом, прошептала: «Я не верю. Не верю никому. Вернись».

Непроглядная мгла поглотила и этот мир.

– На ножи, на ножи! – орали люди. Над городом плыл черный дым от горящих покрышек. Малахов стоял у парадного старинного особняка, не в силах ни шелохнуться, ни закричать. По улице шла толпа, размахивая знаменами и бейсбольными битами. Самое страшное было то, что во главе толпы бежали дети лет десяти-двенадцати. От крика и возбуждения их лица были даже не красными, а фиолетовыми. И тут дверь парадного распахнулась и из дома вышла Катя. Похоже, она не знала, что происходит на улице. Толпа заметила её и хищной стаей кинулась к особняку.

– Смерть предательнице народа! Смерть отродью Малаховых! – словно по чьей-то команде заорали подростки, бегущие в авангарде.

Катя сделала шаг назад. Но кто-то, наверное, сосед, вытолкнул её в спину наружу и захлопнул дверь.

Катю окружила толпа. Откуда-то из её глубины передали невесть откуда взявшееся зеркало.

– Посмотри на врага! – заорал, тыча зеркало Кате в лицо, мужик лет сорока, непонятно откуда взявшийся в этой своре малолеток.

Люди обступали Катю, но не нападали, то ли не решаясь, то ли ожидая команды.

– Предательница! Враг народа! – выкрикивали подростки.

Катя стояла, бледная, смотрела на безумные лица с нескрываемым отвращением.

– Вы трусы, – сказала она. – Вы просто трусы и стая шакалов! Когда появится Андрей, вы будете с воем разбегаться по подворотням.

– Аа… ы… – отвечала толпа, продолжая сжимать кольцо.

Малахов увидел, как у одного из демонстрантов в руке мелькнул нож. А ещё он заметил, что стоящие чуть в стороне немолодые тетки стали выковыривать из разбитого тротуара брусчатку и передавать ее в первые ряды подростков.

Андрей попытался хотя бы шелохнуться, но это вызывало только моральные мучения. Он понимал, что бесплотен и никак не сможет вмешаться.

Но помощь пришла совсем неожиданно. В небе забурчал тяжелый звук ударного вертолёта. И над застывшими в ужасе демонстрантами повисла боевая машина. Это на какое-то время отвлекло беснующуюся толпу. Но видя, что вертолет не предпринимает никаких действий, те, кто постарше, стали опять орать невнятные лозунги, заводя остальных. И тут над толпой зазвучал голос, усиленный специальной аппаратурой, он перекрывал и крики толпы, и оглушительный рокот вертолета:

– Всем разойтись, в случае неповиновения открываю огонь!

– Мылыцыя с народом! – заорали митингующие, грозя бейсбольными битами и знаменами вертолёту. – Детей не трогают!

– Я вам не милиция, – прозвучал голос из усилителя, и на дорогу выкатился «УАЗ-Патриот».