Новая Зона. Принцип добровольности

– Ты будешь осуществлять связь между Вороном и группой спасения, – проинформировал Никита так, словно все уже было оговорено и решено. – Вернее, ты будешь с Вороном, а эмионик при группе станет озвучивать и доносить до сведения людей все, что вы сочтете нужным.

По спине потек холодный пот, но Денис кивнул ему и подтвердил Выдре. Связь он не отключал, она прервалась сама собой, к счастью, главное они озвучили, а прощаться и желать удачи в Периметре – дурная примета и верный способ накликать беду.

– Идем, – сказал Никита, медленно и неуклюже поднимаясь.

– Куда? – Денис ухватил его под здоровую руку, помогая. С ужасом представляя, как потащит на себе до Москва-Сити. Конечно, ему не придется сверяться со сканером и опасаться мутантов, но и вес у Никиты был не бараний, да и путь – не короток.

– Здесь близко.

Очень скоро Денис плюнул на все, сгрузил Никиту на спину и потащил на собственном горбу. Благо, действительно идти оказалось недалеко до небольшого двухэтажного здания в центре одного из дворов: уютного, утопающего в зелени и очищенного от любых аномалий. Раньше в нем находился детский сад. По стенам вились лианы с катающимися на них мартышками, пыхтел уже недавно виденный паровозик из Ромашкова, улыбалась медведю Машенька, и распускались цветы. Видно, художник с любовью расписывал стены. Наверное, поэтому и эмионики выбрали здание своим пристанищем. Они испытывали немалый интерес к любым проявлениям эмоций, особенно ценя положительные. Потому и бомбардировали будущих слуг именно счастьем, а не страхом или болью.

У калитки их встретила девочка лет девяти: светловолосая, сероглазая, с россыпью веснушек на курносом носу и двумя крупными белыми бантами на голове. Короткое розовое платьишко было опрятным и выглядело новым.

Денис посмотрел на Никиту. Эмионики всегда представали опрятными и идеальными в его видениях, как и во время эмо-удара. Однако лицо девочки сейчас казалось каким угодно, но точно не эталонным. Симпатии к ней Денис не испытывал, скорее уж опаску, да и малейшую попытку забраться к нему в голову почувствовал бы и пресек тут же.

– Мы можем войти, нас ждут, – перевел неслышную речь Никита. – Кстати, она интересуется, как называется игра, в которую мы играем. Я отвечу «лошадка».

– В тумане, – проворчал Денис, сгружая его на землю и разминая плечи.

– Тогда ежик, – предположил Никита и рассмеялся.

Они прошли внутрь. Здесь, кроме так же расписанных стен, попадались и игрушки: самые обычные, старые, но чистые, за которыми явно ухаживали. Находились и новые. Девочка тотчас схватила большого рыжего медведя и прижала к груди с таким видом, что внутри у Дениса все перевернулось и совершенно точно сломалось. Он привык считать этих существ расчетливыми безэмоциональными тварями. Однако те вряд ли были способны на подобные внешние проявления чувств.

В большой комнате, наверняка когда-то являвшейся игровой, по периметру стояли кушетки (на них спали во время послеобеденных тихих часов посещавшие садик дети) с сидящими на них куклами. В углах располагались цветочные горшки. Герань обильно цвела, алоэ зеленело, и казалось, растениям творящаяся вокруг нереальность пришлась по вкусу. А посреди комнаты стоял дутый диван, наверняка притащенный из кабинета директора.

– Пентаграммы на полу не хватает, – заметил Денис.

Никита коротко хохотнул и тотчас посерьезнел.

– Если ты не откроешься, ничего не случится. Залезать к тебе в голову – невыносимая роскошь и удовольствие отвратительное, – сказал он, специально используя слова, обычно несочетающиеся друг с другом. Видимо, чтобы лучше дошел смысл. – Ворон же надежно закрыт ото всех. Разве лишь ты – самый ему близкий – докричишься.

Денис набрал в грудь побольше воздуха и прикрыл глаза, сдерживая дыхание. Он, сколько себя помнил: ненавидел, боялся, боролся. Ужас стать таким же, как они, преследовал его в кошмарах. И вот теперь ему предстояло довериться врагам. Стоило ли спасение Ворона подобного? Несомненно, да.

– Я сделаю все возможное, – ответил он, а затем скрепя сердце наблюдал, как в комнату входят эмионики: чистые и опрятные, но совершенно обыкновенные, бледные, неказистые, симпатичные, но точно не потрясающие.

– Если б ты знал, сколько я детских магазинов обегал, не удивлялся бы, – заметил Никита.

– Вон из моей головы, – огрызнулся Денис скорее по привычке, чем взаправду.

– Далась она мне, – фыркнул Никита. – У тебя на физиономии недоумение с озадаченностью написаны.

К ним подошел Тиха: по-прежнему темноглазый и русоволосый. Впрочем, Денис и не ждал от него кардинальных изменений. Бледный и худющий, с родинкой на щеке, практически такой же, как в прошлую их встречу, исчезла только ссадина на подбородке, в серых джинсах и водолазке в синюю и желтую полоску он удивительно походил на брата. Никита сегодня оделся так же, только одежда была на несколько размеров больше. Мальчик протянул руку, и Денис ответил на короткое рукопожатие.

«Идем», – прозвенело в голове – как током шарахнуло.