Новая Зона. Синдром Зоны

– Это ты меня ширнул чем-то, да, сволочь? – спросил он шепотом, указав кивком на шприцы.

– Ну.

– Это… ну, падла, тогда спасибо… короче, не болит… – Голова раненого откинулась, его дыхание вдруг стало резким, частым, но быстро затихло, и зрачки медленно остекленели.

– Да не за что, бродяга. – Я закрыл ему глаза, вздохнул и пошел проверить бандитов, лежащих у канавы и возле автомобилей. Раненых больше не оказалось. С теми, кто уехал в машине в свой последний рейс, и с пойманным, похоже, вторым сталкером-проводником получалось двенадцать человек, из которых девять мы положили сами. И ведь сколько раз это уже было в Зоне, есть у тебя личный счет душ, Лунь, свой маленький фотоальбом в красных тонах, и давно бы пора привыкнуть, а вот тошно, словно в первый раз.

– Давай очухивайся уже, хорош валяться. – Я посадил сталкера, несколько раз несильно вдавил пальцами под ушами и, когда открылись глаза, все еще мутные, блуждающие, резко сунул костяшкой под нос. От этой нехитрой, но болезненной процедуры пленник негромко взвыл, но взгляд тем не менее сразу прояснился.

– Не дергайся, а то больно будет, – предупредил я, но пойманный все равно попытался освободить руки, от чего взвыл вторично, но уже громче. – Я предупреждал. Подъем, пошли.

– Ты… ты конкретно встрял, я тебе отвечаю… какого черта? Ты не вояка и не ботан. Ты че, сталкер? В натуре?

– В комендатуре. Заткнись и иди.

– Продался, да, шкура? «Ботаникам» и ментам продался, падла? – Пленник оскалился и попытался плюнуть, но слюна повисла на губах и упала на грязный комбез. – Шкура… шку-ура…

И понеслось, как из дырявой бочки. Но вступать в полемику не было ни смысла, ни желания, поэтому я просто поднял сталкера за шкирку и слегка подтолкнул вперед. Тот, не поняв, обернулся, продолжая злобно говорить что-то, вероятно, даже оскорбительное, но с места не двинулся. Пришлось дать легкого пинка коленом, и это, в общем, сработало – пленник пошел, но не заткнулся. У вездеходов я жестом указал, куда сесть, уже «подлеченный» Бонд в повязке-чепце и с пластырем на половину лба кивнул и чуть повернулся, ненавязчиво отслеживая гостя стволом своего «Хеклера». А я отправился к безучастно сидевшему Корнейчуку, которого била крупная дрожь. Парень молча смотрел под ноги, никак не реагируя на происходящее.

– Что, браток, тяжко? – Я присел рядом, хлопнул рядового по плечу, и тот нервно кивнул. – Ничего, ничего, это бывает. А ты молодец. Мужик. Все правильно сделал, не сдрейфил. Вот, держи.

Фляжка, к которой я почти и не прикасался еще, последовала в руки бойца.

– Ш… чт… что эт-то?..

– А это, браток, называется «битум».

– П-почему?

– Крышу время от времени заливать, чтобы не протекала. Выдохни как следует – и два больших глотка. Оно невкусно, но надо.

Боец судорожно кивнул, опрокинул флягу, сделал несколько быстрых глотков, после чего выдохнул и выпучил глаза.

– Ни-штяк… – на выдохе прошептал он и закашлялся. – Лютое пойло ваш битум…

– Слышь, ты, ур-род! Да-да, ты, седой козлина! – связанный все не умолкал. – Обмылок долбаный. Давай еще с погонником этим, с псом, в десны жахнись, чмо. Ты не сталкер, ты гнилье опущенное, слышишь меня, ты, гуммозный? Ты мне руки освободи, я тебе глаз выгрызу…

Хип молча поднялась, подошла и, коротко замахнувшись, влепила пленному оглушительную, волейбольную затрещину, да такую, что голова мотнулась к плечу, а ухо на глазах начало наливаться малиновым румянцем. Мне даже показалось, что от знатного хлопка прилетело эхо. Бродяга приоткрыл рот и выпучил глаза. Поток брани прекратился, словно его обрубили.

– Вот что крест животворящий делает… – с уважением в голосе протянул Бонд.

Хип присела рядом на корточки, внимательно посмотрела в глаза пленнику и, выждав немного, тихо спросила:

– Еще надо?

Сталкер несколько раз моргнул и помотал головой. Подошел Проф, поставил алюминиевый раскладной стульчик, присел.

– Я вижу, вас привели в чувство? Вот и чудно. – Зотов показал пленнику толстую тетрадь в твердом пластиковом переплете. – Теперь молча и внимательно послушайте меня. Это называется бортовой журнал. Как начальник экспедиции я должен записывать все события, происшествия и ЧП во время исследований. И я, разумеется, аккуратно его веду… за маленьким исключением. В сегодняшних событиях я оставил две пустые строчки. Это, конечно, неправильно, но… в этих двух пустых строчках я могу вписать вас задним числом как задержанного и доставить, согласно правилам, на опорный пост, чтобы передать властям. Потом вас будут судить и, разумеется, посадят, но вы будете живы.

Профессор выдержал долгую паузу, и было очень странно видеть всегда доброго Зотова в таком холодном, спокойном гневе, рассмотреть колючий мороз в обычно веселых, со смешинкой, глазах.

– А могу и не вписать, – железно отчеканил профессор каждое слово. – Не было тебя. Не встретили по дороге. Ты понял меня, мерзавец?

И мерзавец понял. Он вжал голову в плечи и торопливо кивнул.