Новая Зона. В рай без очереди

Он и приснился мне в эту ночь, рай тот самый. Странный такой лес далеко на востоке, синеватый, с золотыми холмами и густыми опушками, и небо над ним было утреннее, где солнце плавило металл на гребнях слоистых облаков. Я летел туда, к востоку, стелясь над землей, задевая травы речных лугов в холодной и мокрой предутренней мгле, и свежий туман несся мне навстречу, оставляя на лице зябкие капли. От того стремительного полета к переливающемуся золотом и синевой рассвету я чувствовал странную смесь восторга и печали, радости и одновременно тоски от потери чего-то, мне непонятного и смутного, но от этого не менее желанного. А за спиной оставалась мертвая, глухая Москва, и где-то там шли промозглые дожди, и в черных коридорах покинутых многоэтажек звонко плюхали капли, а синеватый лес с золотистыми, солнечными холмами становился все ближе, и где-то там под кронами рассветных деревьев гуляла задумчивая Челка, встретившая наконец своего Викинга. И неизвестная мне еще девушка, смеясь, ответит на вопрос, как же ее все-таки звали и почему она завела электронного кота на мини-компьютере ПМК. И я цеплялся за ускользающий, растворяющийся сон, пытаясь все-таки успеть долететь и спросить, увидеть, но сказочный лес, залитый золотом и небесной синевой, уже исчезал в туманном вихре…

* * *

Просыпаться не хотелось. Желая сохранить в памяти сон, я не открывал глаз до тех пор, пока окончательно не пробудился. И это несмотря на то, что разбудили меня все в той же невежливой манере.

– Харе дрыхнуть. Подъем, блин.

– Сейчас. Отлезь на несколько секунд, будь человеком…

Когда я наконец открыл глаза, знакомый верзила с замечательно сиреневым подбородком даже немного отшатнулся. Ага. Наука пошла, видимо, впрок. Как там умные люди говорили? Битье определяет сознание? Или все-таки бытие?..

– О, здорово, Ковыль. Бытие определяет сознание, не так ли, криволицый друг мой?

– Че? – Бандит наморщил лоб в крупную складку. – Ты упоролся, не?

– Не употребляю. Ладно, не напрягайся, с непривычки извилину порвешь.

– Я че-то не пойму, олень… это типа очередной наезд? – Ковыль прищурился и сжал кулаки.

– Нет, конечно, нет. Так, проявление заботы.

– Запомни, лошара. Когда-нибудь ты бугру надоешь, ну или накосячишь как-нибудь. Он в натуре тебя мне обещал. Пацаны даже на бабло завязали, кто кого уделает. И ты, олень, знай, что резать я тебя буду не быстро.

– Ну и как ставки? – Я поднялся и развернул куртку. – Много за тебя проголосовало?

– Прикинь, все, кроме Шестака и Лабы, – нехорошо ухмыльнулся Ковыль.

– О как. Ну, тогда скажи им, чтоб потом проставились, – хмыкнул я.

– Да ты, олень, в натуре оптимист. – Бандит сочно сплюнул мне под ноги. – Тем интереснее будет тебя пластать. Ты только это, смотри раньше времени не сдохни, чтоб у меня облома не случилось.

– Постараюсь, честное благородное.

– Слышь, Ковыль, хорош базарить. Паня ждет. – В комнату заглянул еще один смутно знакомый «браток», вроде бы из тех, что были со мной в «первой экспедиции». – Ты задолбал уже. Ниче по-человечески сделать не можешь, танк гребаный. Бегом, блин!

– Ну, ты слышал, олень…

И силен же оказался этот самый Ковыль. Одной рукой за шкирку поднял, и от богатырского пинка я вылетел из двери пробкой. Сзади послышался гогот. Вот же гады… Интересно, а что будет, если меня и впрямь против этой дылды выставят. В прошлый раз сыграл эффект неожиданности, а отнюдь не твое, Ланс, бойцовское мастерство. Впрочем, воспоминания о вздутом, в синеву, подбородке и заметной шепелявости Ковыля – не иначе язык прикусил, бедняга, – несколько утешили меня в вопросах самоуважения.

Закос лежал в шезлонге в компании своего любимого пива. Рядом с Паней терлась раскрашенная и одетая «под японку» девочка из тех, что приезжают по вызову. Она, видимо, была не единственной – в грязноватом бассейне у дома плескались еще четыре совершенно голые «красотки», оглашая округу развязным прокуренным смехом.

– О, сталкер, привет, привет… – Паня грубым тычком отогнал проститутку и принял сидячее положение. – Я смотрю, ты поспать любишь? Это не к лицу серьезному мужчине, дорогой друг. Вставать нужно рано, вместе с птицами, так как Бог подает кому?

– Кто рано встает? – без энтузиазма предположил я.

– И-мен-но! – Закос поднял кверху тощий палец. – Ну, сегодня он и подал нам следующий расклад… Кенарь! Че там у нас со сталкерьем?

– Че, че… Семь человек с этим вместе. – Толстый и невысокий мужик, живо напомнивший мне Весельчака У из одного мультфильма, достал из объемной поясной сумки планшет и надел на нос крошечные очки-таблетки. – Короче, такая хрень. Гоша Марсианин в Сокольники подался пути смотреть, и уже неделю от него новостей не было.

– Сдох? – поинтересовался Паня.

– Та ну, сдохнет он, как же, – отмахнулся Кенарь. – Он этот, как его, дальнобойщик, ну. Но если еще через неделю не нарисуется, то, блин, реально абгемахт ему настал. Депутат после ходки отлеживается, но он, падла, ничего не принес. И да, Паня, он в натуре не брешет, мы проверяли – опять пустой, на.

– Это Кося который?