Новеллино

— Доблестнейший государь, хотя назначенный тобою выкуп и кажется мне совсем ничтожным, тем не менее я не знаю никакого способа, каким я мог бы получить его, оставаясь здесь. Ибо не успеют услышать в христианских землях об этом происшествии, как тотчас в самой Италии и вне ее появится множество честолюбцев, которые, по совету и с содействия даны, из притворного человеколюбия завладею! в кратчайший срок моей империей и накопленными мною сокровищами; и тогда будет не только нарушен и расстроен наш общий план, но и я сам, как частное лицо, должен буду остаться навеки твоим пленником. А потому для полного завершения начатого тобою благодеяния да будет угодно твоей великой милости предотвратить столько несчастий одним-единственным поступком; я же, кроме своего честного слова, оставлю тебе в качестве ценного залога несравненно более великого государя, чем я сам, а именно святейшее тело моего господа Иисуса Христа. Клянусь тебе им и обещаю, что как только я с божьей помощью прибуду на родину, то без малейшего промедления вышлю тебе полностью обещанный долг, после чего я лично вместе со всем, что у меня есть, буду считать себя вечно обязанным тебе.

Султана убедили справедливые и правдивые доводы императора, но особенно удивился он величайшему уважению, которое христианский государь выказал к маленькой облатке, сделанной из хлеба и претворенной словами священника в тело Христа. И это уважение возымело такую силу, что он отогнал от себя все другие мысли, какие явились у него с целью получить деньги, и он тотчас же принял решение принять указанный залог, и при этом — не ради того, чтобы получить деньги, а чтобы подвергнуть великому испытанию эту самую христианскую веру. Он кратко ответил, что согласен на все, что приятно и угодно императору, и что все будет исполнено так, как он о том просит. И так как дело требовало поспешности, он немедленно призвал священника из ордена францисканцев, который в его присутствии благочестиво освятил тело Христово и с надлежащими церемониями поместил его в прекраснейший ковчег, после чего император передал его султану с великим благоговением и слезами умиления. И, подтвердив на нем еще раз свое клятвенное обещание, император через несколько дней после этого возвратился в свои владения так же тайно, как и уехал оттуда. Прибыв туда, император, постоянно размышляя о полученном им великом благодеянии, велел с большой поспешностью снарядить несколько галер и посадил на них почетное посольство с одним своим преданным капелланом, с которым послал султану пятьсот тысяч дукатов новой чеканки и с новой надписью.

Прибыв в надлежащее время в Александрию и будучи приведено к султану, это великое и почетное посольство передало ему деньги, прося его милостиво возвратить оставленный у него залог. Султан, который радушно принял послов и в душе своей весьма одобрил великую добродетель императора, велел немедленно принести ковчег с Христовым телом; тогда капеллан взял его с великим благоговением и причастился в присутствии султана, его мамелюков[317] и других людей. Султан еще более поразился этим и, вне себя от изумления, сказал себе: «Во всем остальном мире нет такого человека, как мой превосходный, недавно приобретенный друг». И он не только признал величайшее могущество христианской веры, но и величие души императора, который заплатил такие огромные деньги за такой маленький кусок, полученный от своего ничтожного капеллана. И, обратившись к послам, он сказал:

— Видит бог, что никакое количество денег или сокровищ не достаточно для того, чтобы нарушить или запятнать мою дружбу с императором. А потому возвращайтесь назад с привезенными деньгами к моему и вашему государю и, передав ему привет от меня, скажите, что, выказав столь великую душевную доблесть, он может располагать мною и всем моим имуществом во всяком другом деле; но только пускай он никогда не думает оставлять мне присланные деньги, ибо уже одно данное им доказательство будет мне всегда вполне достаточным выкупом за него. И кроме того, так как у меня нет столь достойного и великого залога, как тот, который он оставил мне во исполнение своего обещания, мне придется воспользоваться тем, что у меня есть, и потому я ему пошлю с вами моего первородного сына — не в качестве залога, но в знак прочности и сохранности завязавшейся между нами дружбы. Пускай император, которого надлежит признать единственным по доблести человеком в мире, научит моего сына своему похвальному образу жизни и добрым нравам, наставит его и даст ему хорошее воспитание, а затем вернет его мне, когда ему будет угодно.